Но ничто не могло пронять Джонси. Он так и провёл весь уикенд в облаках.
Что касается меня, должен сказать, моё выступление на Монтерее прошло на достаточном уровне. Без звёзд, но вполне крепко. Похоже, всем понравилась наша новая версия старой мелодии Grinhouse Blues. Сделали мы всё правильно, публике понравилось, но состав группы был новый и многое ещё предстояло сделать, чтобы ребята зазвучали. В субботу к концу дня, спасибо мистеру Джоплину, я поправил здоровье большой охапкой травы. Скрутил пару громадных косяков и засунул их за голенище моих ковбойских сапог, а чёрной лимузин докатил меня до мотеля, где остановился Джими со своими парнями из Опытов. Всем, кто хоть сколько–нибудь были близки к Джими, было ясно насколько важным было это выступление для него самого. Это было его первое в Штатах появление перед публикой, с того дня, как он два года назад покинул Америку ради Англии. И, более того — не только возвращение Джими на Западное Побережье, но и выступление наравне с лучшими мозгами своего поколения! Если он выступит успешно, то войдёт в историю рок–н–ролла, как первый ансамбль смешанных музыкантов. Американские музыковеды уже успели состряпать ему эпитет «Чёрного Элвиса», а слепая Судьба свела его имя на афише рядом с английской группой The Who, которые так же, как и Хендрикс, прибегали к разрушению в своих сценических представлениях, как часть их радикально нового видения роли концертирующего артиста. Для обоих коллективов это оказалось неожиданностью и суровым испытанием, но тот вечер принёс им обоим славу, буквально ошеломив двадцатитысячную аудиторию монтереевского фестиваля.
Иконостасом были расставлены в номере Джими его гитары, и, о, горе, по крайней мере, одна из этих фендеровских красавиц будет вечером принесена в жертву. В лучах заходящего солнца он стоял перед ними на коленях в сверкающем серебристом поясе, белых полусапожках, цыганском жилете и фиолетовой рубашке, рядом с ним — этюдник с масляными красками. Он был один. Я постоял с минуту. Картина из жизни навахо, индеец, собирающийся на войну. Он поднялся с колен, отошёл, с восторгом рассматривая свою работу, присвистнул. Через двор в проёме открытой двери вижу Мич Мичелла с развивающимися на ветру светлыми волосами, как если бы тот хотел их взбить. Он сидел на кровати среди всевозможного размера барабанов.
— Пыхнем, Джими?
— О, да, конечно, спасибо. Как кстати. Как дела?
— О, молодцом. Вечером всё решится?
