Обреченный Икар. Красный Октябрь в семейной перспективе | страница 71
Впрочем, «романтический период» продлился всего несколько месяцев. Уже в конце 1918 года, пишет историк советских спецслужб Игорь Симбирцев, дискуссия о допустимости провокаций стала неактуальной: полным ходом шло внедрение агентуры в политические группы, в камеры к арестованным подсаживали «наседок» – осведомителей[160].
Если в Октябрьской революции было нечто, что потрясло не только Россию, но и остальной мир, то это сама логика большевистского террора. Ее проще и ярче всех выразил чекист Мартин Лацис: «Мы истребляем буржуазию как класс… Первый вопрос, который вы должны ему [обвиняемому. – М.Р.] предложить, какого он происхождения, воспитания, образования, профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность “красного террора”…» Тот же Лацис создал журнал «Красный террор», в котором печатали списки расстрелянных, статьи с оправданием массового террора и бессудных казней – до тех пор, пока уже и Ленину подобная откровенность не показалась чрезмерной. Журнал выходить перестал, когда «красный террор» набирал обороты.
Виктор Серж считал создание ЧК «одной из тяжелейших, немыслимых ошибок» большевиков и объяснял ее тем, что «партия жила в глубоком внутреннем убеждении, что будет физически уничтожена в случае поражения; а поражение неделя за неделей оставалось возможным и вероятным». ЧК быстро превратилась в государство в государстве.
«Партия, – продолжает Серж, – старалась ставить во главе ее [ЧК. – М.Р.] людей неподкупных, таких, как бывший каторжник Дзержинский, честный идеалист, беспощадный рыцарь с аскетическим профилем инквизитора. Но у партии было мало людей такой закалки и много местных ЧК…»[161] Дзержинский добился полной независимости ЧК от органов юстиции и прокуратуры, а 7 декабря 1918 года Совнарком создает Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем с неограниченными полномочиями (вплоть до расстрела на месте). Отвергнув суд как лицемерный и бессмысленный буржуазный предрассудок, расстреливать стали за все что угодно: за неявку на трудовую повинность, за отказ открыть банковский сейф, за продажу буханки хлеба, золотого колечка.
Лидер левых эсеров – партии, как известно, далеко не самой мирной – Мария Спиридонова была потрясена масштабами воцарившегося беззакония: «Свирепствуют поголовные убийства связанных, безоружных людей, втихомолку, в затылок из наганов. Не стыдятся грабить трупы (чисто донага). Идеологи “чрезвычаек” – люди сомнительной нравственности и умственно убогие. ЧК – тайная полиция Ленина – стала употреблять провокации. Это неслыханный позор для Советской России»