Джузеппе Боффа в «Истории Советского Союза» пишет: «Вместе с ними [то есть с Сырцовым, Ломинадзе и Шацкиным. – М.Р.] были наказаны и многие руководители промежуточного уровня, в том числе молодой Чаплин, уже зарекомендовавший себя блестящим комсомольским лидером. Их обвинили в “паникерстве перед трудностями” и “капитулянтстве перед классовым врагом”. Вина их состояла, видимо, в том, что они предлагали более сдержанные темпы индустриализации, ‹…› возражая против сплошной коллективизации осенью 1930 г., – резолюция такого рода была принята Закавказским комитетом»[152]. На этом политическая карьера Николая Чаплина закончилась, хотя он и в 30-е годы занимал руководящие посты.
Родственники сообщили любопытную деталь: единственным человеком, который пришел в 1931 году на вокзал проводить покидавшего Тбилиси Николая в Москву, был скромный инструктор Тбилисского горкома партии Лаврентий Берия.
На момент октябрьского переворота моему деду Сергею Павловичу Чаплину едва исполнилось двенадцать лет.
В тринадцать лет он уже был курьером, в четырнадцать – экспедитором Смоленского горкома комсомола; в шестнадцать поступил на рабфак, где проучился три года, до девятнадцати лет. Был там, по собственному признанию, «затравлен зиновьевцами», после чего два года отслужил на Балтийском флоте, плавал на линкоре «Марат». В 1926 – 1927 годах был курсантом, учился в Севастополе в школе морских летчиков.
Младший брат Виктор вспоминал: «Признаться, даже в мыслях не держал он стать когда-нибудь чекистом. Мечта у него была совсем иной окраски – авиационная, воздухоплавательная. И вроде бы подворачивался удобный случай, заделался курсантом авиационной военно-теоретической школы, оставалось только подать заявление и необходимые документы.
Судьба, однако, рассудила по-другому. Точнее говоря, не судьба, конечно, а члены бюро губкома [комсомола. – М.Р.], вручившие ему путевку на Гороховую, 2, в распоряжение товарища Мессинга.
– В авиаторы ты, друг ситный, опоздал, – усмехнулся Станислав Адамович Мессинг, как бы читая вслух его мысли. – … Осваивай нашу чекистскую специфику, присматривайся помаленьку, учись. Что непонятно – спрашивай, не стесняйся. Работенка у нас, сам увидишь, нисколько не легче авиаторской.
Не в правилах молодых людей двадцатых годов было отказываться от заданий, искать личную выгоду или уронить свое революционное достоинство недобросовестным отношением к порученной работе»
