— Каждый месяц на протяжении восьми лет, и вы ничего не предприняли, только купили свисток?
— А что я могу сделать? В полицию позвонить?
— А что произошло, когда вам было десять?
— Шофер, который возил меня в школу, мне платил за то, чтобы со мной побаловаться.
— Правда?
— Автор «Карновского» спрашивает, правда ли это?
— Ну, может, вы все это выдумали, чтобы выглядеть поинтереснее. Так иногда делают.
— Уверяю вас, выдумывают писатели, а не девушки.
Через час ему казалось, что фолкнеровская Темпл Дрейк приехала из Мемфиса обсудить с Натаниэлем Готорном морячка Полая. Он был потрясен. Немного трудно было поверить во все, что, по ее словам, она повидала — во все, что она рассказывала.
— А ваши родители? — спросил он. — Что они говорят по поводу ваших леденящих кровь приключений со всеми этими жуткими мужчинами?
— Родители?
Она вмиг вскочила, словно одно это слово выкинуло ее из гнездышка, которое она обустроила из диванных подушек. Длинные ноги в колготках, быстрые и резкие движения тонких пальцев, нахальный, дерзкий выпад перед тем, как высказаться, — да это будущая женщина-матадор, решил Цукерман. В костюме для корриды будет выглядеть сногсшибательно. Поначалу, возможно, будет безумно бояться, но он легко мог представить, как она выходит на арену. Приди и возьми меня. Она освобождается и набирается смелости — или, искушая судьбу, старается этому научиться. Да, она и жаждет эротического внимания, и зовет к нему — и в то же время злится и смущается; но в общем и целом тут нечто более интригующее, чем просто подростковая страсть к риску. Есть какая-то упрямая независимость, за которой прячется очень интересная, на нервном пределе девушка (и женщина, и подросток, и ребенок). Он вспомнил, каково это — говорить «Приди и возьми меня». Это, само собой, было до того, как его взяли. Оно его взяло. Как это ни называй, но что-то его взяло.
— Вы что, не слушали? — сказала она. — Нет больше никаких родителей. С родителями покончено. Слушайте, я пыталась встречаться со студентом-юристом. Думала, он поможет мне сосредоточиться на этой идиотской учебе. Он учится, занимается бегом, дурью не злоупотребляет, и ему всего двадцать три — для меня это юный. Я столько сил на него — чтоб ему — потратила, на него и на его заморочки, а теперь его вообще в постель не затащишь. Я не понимаю, что такое с этим мальчиком. Стоит мне посмотреть на него искоса, и он — дитя-дитем. Наверное, от страха. Нормальные скучны до смерти, а те, кто тебя завораживает, оказываются психами. Знаете, до чего меня довели? К чему я почти готова? Выйти замуж. Выйти замуж, забеременеть и говорить прорабу: «Бассейн будет вот тут».
