И, на бегу взывая к помощи, старик, которого он собрался удушить, исчез.
Лишь белые вихри снега, больше ничего не видно: только камни с надписями и его руки, судорожно пытающиеся сжать то горло.
— Наши гены! Священные пакетики еврейского сахара! — Тут ноги его подкосились, и он сел. И сидя стал произносить вслух, в полный голос, слова, что были высечены в камне. — Почитай своего Фин-келынтейна! Не совершай Кауфмана! Не сотвори кумира из Левина! Не произноси всуе имя Каца!
— Он… он на меня набросился!
— Господи, — воскликнул Цукерман, потихоньку пытаясь встать, опираясь на ладони и колени, — кто же занес с земли желанье брызнуть, что обезьянок делает из нас, да будь ты благословен! — Глаза слепил тающий снег, ледяная вода текла за воротник, мерзлая шуга забилась в носки, а он все полз к последнему из отцов, требующему, чтобы его ублажили. — Фрейтаг! Запретитель! Сейчас я тебя убью!
Но ему мешали сапоги — два высоких кавалерийских сапога, смазанные маслом и скользившие по снегу, зловещие и мощные, великолепные глянцевые сапоги, которые заставили бы поостеречься и его бородатых предков.
— Это, — рассмеялся Цукерман, брызжа кусочками обжигающего льда, — это твоя защита, папаша Фрейтаг? Ты, главный уважатель евреев! — Он напряг все силы, чтобы подняться с кладбищенской земли. — Прочь, прочь, невинная ты сука!
Но против сапог Рики он был бессилен.
Проснулся он в больничной палате. Что-то не то со ртом. И голова невообразимо огромная. Понимал он одно: в его голове образовалась гигантская гулкая дыра. В огромной голове — что-то, оно шевелилось, такое же огромное. Это его язык. Весь рот от уха до уха — одна сплошная боль.
Около его кровати стоял Бобби.
— Все будет хорошо, — сказал он.
Цукерман наконец ощутил губы, они стали чуть ли не шире языка. Но под губами ничего не было.
— Мы ждем пластического хирурга. Он зашьет тебе подбородок. Ты содрал всю кожу под челюстью. Мы не знаем, сломал ты челюсть или нет, но рану под подбородком он зашьет, а тогда мы сделаем рентген рта и поймем, насколько серьезны повреждения. И голову посмотрим. Не знаю, есть ли трещина в черепе, но лучше проверить. Пока что похоже, ты легко отделался — одна рана и несколько выбитых зубов. Это все поправимо.
Цукерман ничего не понял, кроме того, что голова становилась все больше — вот-вот отвалится. Бобби повторно рассказал:
— Ты брел по степи с королем Лиром. Рухнул. Лицом вперед, прямо на надгробье моего дяди Пола. Отец говорит, звук был такой, будто камень стукнулся о мостовую. Он решил, что у тебя сердечный приступ. Сильнее всего ты ушиб подбородок. Кожа прорвалась. Два передних зуба ввалились за десну. Когда тебя подняли, ты на несколько секунд пришел в себя, полностью, и сказал: «Погодите минутку, мне надо избавиться от нескольких зубов». Выплюнул осколки зубов в руку и снова отключился. На трещину в черепе не похоже, внутричерепного кровоизлияния нет, но прежде чем идти дальше, лучше удостовериться. Немного поболит, но ты быстро оправишься.
