— Оголяем строительный участок. Боровому бы подучиться да место Смирнова занять. Тому пора уж на пенсию…
— Поздно мне, Анвар Галимзянович, за партой сидеть, — мрачно отозвался Боровой, глядя на членов райкома с надеждой.
Большинством голосов, вопреки настоянию Назарова, Боровой скомплектовал комплексную. Всю зиму, вплоть до весенней распутицы, Боровой гнал валом лес на нижние склады, затоваривая их, перекрывая все мыслимые и немыслимые нормативы. Железка не успевала вывозить хлысты. Алексей понимал, что года через четыре-пять лес тут кончится и все! Проснувшийся от трехлетней спячки комплекс снова приманил корреспондентов. А весна уже вовсю гоношилась за околицей. В конце марта начал погромно оседать снег, подточенный сверху солнцем и первыми ручейками снизу. Петр Семенович, сидевший в эти дни дома возле телевизора, чуть не упал со стула, когда диктор скорбным голосом сообщил, что погиб первый космонавт Земли Юрий Гагарин.
— Как погиб?! — вскричал старик. Он всегда считал, что герои и вожди должны жить вечно. Он выскочил раздетым на костылях во двор, где Алексей с Павликом резали кубы из снега для набивки погреба. — Гагарин разбился!..
— Где!? Как?
Лопаты полетели в сугроб, изба содрогнулась от грохота дверных косяков…
К вечеру уже вся округа знала о трагедии. Люди откровенно ругали власти, сваливая всю вину на них.
— А что им! — горячился Матвей Егорович, поминая вместе с Петром Семеновичем и Трифоновым космонавта. — Поди, подстроили! Зависть!.. В чужих руках ломоть велик, а как нам достанется — мал покажется! Подсунули неисправный самолет…
— Ты больно-то не кричи во всю ивановскую, — урезонивал свояка Петр Семенович. — Ныне тоже язычок-то попридерживать надо. А то психушка ждет…
— Дурдом еще полбеды, мужики, — клонился к собеседникам Трифонов, сверкая большими белками черных глаз, высверливал ими в каждом невидимую дырку. — Тут все и видится. Гниет власть и на себя молится. Димку Борового, говорят, представили к звездочке, а ему шиш показали. Все Сталина склоняют… А он так не делал.
— Да загасись ты! — прервал его Круглов. — Помянем человека!
Выпили, закусили. Трифонов все не унимался, обозленный на поведение Березина:
— Тут без Николая Петровича не обошлось. Давно он на Димку зуб точит за то, что критикнул разок, когда еще тот тут директорствовал…
Петр Семенович молчал, поджав губы. За Березина вступился Круглов:
— Да брось ты!.. Колька мужик правильный!..
— Правильный он тут был, когда с фронта возвернулся, а теперь обкомовский! И правда его сверху! Понял, пентюх?
