– Да, я понимаю, – покивал головой старик. – Что ж, надо так надо.
И вдруг почувствовал, как сильно устал. Глаза слипались.
«Это болезнь, – понял он. – Она прогрессирует. Скоро конец».
Болезнь отвоевывала каждый кусочек его тела. Он чувствовал это, потому что видел, как страдала его жена. Он тоже испытывал сильную боль, но старался не показывать ее, терпел, но вот кашель подавить не мог и вновь начинал хрипеть и кряхтеть, стараясь не разразиться громким пугающим лаем и не всполошить всю округу. За кашлем неизменно придет лихорадка, и тогда его будет бить в ознобе, ноги распухнут и превратятся в чугунные столбы, а челюсти сведет судорогой так, что он едва сможет разомкнуть их. А следом придет смерть. Так было с Мирой. Так будет и с ним.
Стараясь отвлечься, указывая на исписанные листы, спросил:
– Меня больше заинтересовали вот эти бумажки. Какой-то язык непонятный, я не знаю такого. Может, вы поможете?
– Нет, я не силен в этом, – ответил парень, разглядывая каракули. – Буквы знакомые, а сам язык не знаю. А ты, Вика?
Девушка пробежала взглядом по словам.
– Незнакомые слова, – сказала она и с акцентом медленно прочитала: – «Vertraulich».
– На немецкий похоже, – сказал Каша. – Если мне не изменяет память, то это слово означает «секретный». Что-то вроде этого. – И, видя вопросительные взгляды парня и девушки, пояснил: – Из книги просто одной помню, про войну.
– Действительно, – сказала Вика, смотря на письмо. – Видимо, и в самом деле важный документ, раз секретный.
– А может, и не секретный, откуда мы знаем? Только по одному слову решили? Это же глупо! – кисло заметил Глеб. – Может, это вообще что-то типа «привет» или «добрый день» означает.
– Переводчика бы найти, – сказала Вика. – Тогда бы точно узнали.
– У меня был приятель, он три языка знал, – откинувшись на спинку стула, произнес Каша. – Андрей Иванько, мы с ним часто в картишки любили перекинуться. Хороший парень.
– А где он сейчас? – заинтересовался Глеб.
– Да кто ж его знает? Я с той поры, как всеобщий хаос приключился, не видел его. Он на Ломоносова жил. А может, и сейчас живет. А что? – старик посмотрел на Глеба. – Вы что же, к нему собрались идти, что ли?
– А почему бы и нет?
– Идти в город? В Мертвый город?!
– Ну да.
– Ты в своем уме?! – не сдержал эмоций Каша. – Это же опасно! Смертельно опасно! Самоубийству подобно.
– Ну как-то надо узнать, что тут написано.
– Зачем? Тратить столько времени, рисковать почем зря, только чтобы прочитать бумагу? Может, там и в самом деле ничего стоящего? Может, там…
