Через два часа — пора. Ну что, пойдем? Пойдем. В ресторанчик? Куда угодно, тезка, только не в паб. Хорошо, я знаю место. Мне там нравится. Понравится и тебе.
Стоянка на десять машин. Странно, есть место — как раз для нас. Всего два этажа. Остроконечная крыша, старый камень. Под девятнадцатый век. Что? Ошибаюсь? Настоящий восемнадцатый? Бывает.
Месяц светит. Ярко. Где облака? Где туманы? Где? Иссиня-черно-глубокое небо. И звёзды. И мы — вдвоем, одновременно, со смехом — дергаем за ручку и слушаем перезвякивание колокольчика. Динь-дон, динь-дон, мы пришли, встречайте.
Лампы под зелеными абажурчиками на столах. На столиках. На стенах. Картины. Картиночки. Картинки. Фотки. Пальма в кадке. Выше человеческого роста — по периметру — резной деревянный балкончик. Стеллажи. Древние, покосившиеся. Тысячи бутылок покрыты пылью. Эту пыль нельзя стирать. Она настоящая. Может, еще с прошлого столетия.
К стойке бара. Ты будешь эль? Буду, если будешь ты, но ведь ты за рулем. Эх, дурак, а такси на что? Машину заберу завтра. Тогда вперед — и во все тяжкие, как тогда, в Москве, когда я провожал тебя. Поменяемся ролями.
Первая кружка проскочила. Горько, сухо и тепло. Вторая. Начнем третью? Ребята, ваш столик готов. Как удачно. В полутьме, в углу. Лицом ко всем.
Так ты говоришь, Стефена переводят? Ну и? Что сказал Джеффри? Весь хлам с твоего стола в закутке — на стефеновский? И ты молчал? А Луиза знает? Сюрприз? Смотри, как бы за такие сюрпризы она тебя на радостях не выперла из дому! За два года — два раза, и все по нулям. А тут!
Неее! Третью — до дна! Райт нау! За тебя! Новый глава маркетинг департмент! Это не самогон, который ты мужественно цедил всю ночь — твою первую ночь в Москве. Почему я тогда не пил? А на тебя смотрел, думал — когда этот пузатый сломается. Помнишь — «Ой да не вечер, да не ве-е-е-че-е-е-р...»
Ну что ребята, я вижу, вы готовы? Эль — замечательно, а кушать что будем?
Как в кино. Где-то сзади — прожектор. Нет, опомнись, это не прожектор. Это просто лампочка так светит. Копна волос. Опомнись, какая там копна! Это просто — удлиненное каре. Вязкий, вязкий воздух. Сердце — тук. И тишина. Вот кто-то открыл дверь. Он делает шаг. Почему нога повисла в воздухе? Почему такая нерезкая картинка? Кто убрал звук? Сапожник! Прекрати! Где следующий кадр? Нет — где мое сердце? Где следующий удар?
Тук. И опять — пауза. Только нога в ботинке, там, в прямоугольнике двери, сдвинулась — немного, неуловимо. И эта копна волос. И шум в ушах. Надо было прожить тридцать лет, чтобы узнать. Как останавливается мгновение.
