— Надо поговорить с Патрисией, — подсказала Флора. — У нее обширные связи. Пусть найдет тебе хорошего адвоката.
— Верно! Без адвоката я не сделаю и шагу. Иначе Антониу легко обведет меня вокруг пальца.
Приняв такое решение, Гонсала, наконец, немного успокоилась.
А утром следующего дня она поехала в тюрьму и внесла залог за Торкуату, после чего его освободили под подписку о невыезде.
— Я знаю, что по закону ты не должен уезжать из Рио, — сказала ему Гонсала, — но все же советую тебе поостеречься Антониу. И еще одна просьба: никогда не попадайся мне на
глаза и не ищи встреч с Ирасемой!
По совету Алвару Сан-Марино тоже поехал в тот день вызволять из тюрьмы Торкуату и очень обозлился, узнав, что его опередила Гонсала.
— Положение становится опасным, — оценил обстановку Алвару. — Торкуату слишком много знает…
— Он будет молчать. Теперь он на свободе, и не в его интересах распространяться о собственных подвигах, — возразил Сан-Марино.
— А Гонсала? Кто знает, что она может натворить — при ее эмоциональности!
— Она не собирается меня разоблачать. Но в обмен на молчание требует развода.
— И ты дашь ей развод?
— Нет, попробую уговорить ее, даже подкупить — деньгами, имуществом, всем, что у меня есть. Я уже кое-что предпринял: подослал Боба к Флоре. Попросил, чтобы она должным образом повлияла на Гонсалу. А ты пошли к ней Патрисию. В прошлый раз Гонсала вернулась ко мне благодаря твоей жене.
— Ладно, я скажу Патрисии. А ты не оставляй в покое Отавиу. Он должен вспомнить номер счета!
— Да-да, — рассеянно ответил Сан-Марино, которого в тот момент занимали только разладившиеся отношения с Гонсалой.
И, надо признать, его беспокойство не было напрасным: гонцы, посылаемые им к взбунтовавшейся Гонсале, один за другим возвращались ни с чем.
Первым доложил о неудаче Боб Ласерда. Флора велела передать Сан-Марино, что предпочитает занимать нейтральную позицию и не вмешиваться в отношения супругов, чтобы нечаянно им не навредить.
Патрисия, к удивлению Сан-Марино, сказала ему примерно то же самое: дескать, она со своей стороны сделала все, что могла, но последнее слово по-прежнему остается за Гонсалой, и поэтому на нее сейчас лучше не давить.
Зная, что Гонсала общается по телефону с сыновьями, Сан-Марино обратился за помощью и к ним.
— Поверьте, я ни в чем не провинился перед вашей матерью, — клятвенно заверял он Арналду и Тьягу. — Я люблю ее и хочу только одного: мира в нашей семье.
— Не похоже, чтобы ты думал о мире, когда кричал на маму и угрожал ей, — хмуро заметил Тьягу. — Я не знаю, из-за чего у вас возникла ссора, но не сомневаюсь, что у мамы были основания для обиды. Ты сам должен попросить у нее прощения.
