— Я принес тебе гармонь, — громко, чтобы слышали парни, сказал Олави.
— Ну ладно, положи ее на место и иди спать.
— Я ее испортил, — еще громче сказал Олави.
— Зачем? — удивленно и недоверчиво протянул хозяин.
— Чтобы ты на ней не наживался! — почти закричал Олави и швырнул гармонь в сени.
Старик поднял руку и прошипел:
— Берегись!..
— Берегись сам, — ответил Олави.
Зашел в сени и, взяв оттуда свой топор и пилу, вышел на крыльцо.
— Вон! — крикнул старик исступленно. — Жалованье твое я удержу за гармонь.
Дверь захлопнулась.
— Теперь идем вместе на лесоразработки, — сказал Олави, обращаясь к Каллио, а ребята стали расходиться по домам.
Лунный луч играл на топоре. Из трубы дома у околицы уже подымался горьковатый дымок.
— Идем, — повторил Олави.
И они, обнявшись, пошли на север. Но только они миновали крайний дом у околицы, как позади послышался хруст снега, учащенное дыхание.
— Олави, постой, Олави!
Они оглянулись и остановились. Их догоняла на лыжах Эльвира.
— Олави, — сказала она, — я ухожу с тобой, я буду твоей женой.
— Наплюй на коров и на оленей, Олави, наплюй на приданое и возьми ее так, — засмеялся Каллио.
— Замолчи, Каллио, — сказал Олави. Как он был сейчас счастлив! — Эльвира, теперь мы навсегда вместе! Почему у тебя разные лыжи?..
На их дороге лежало село, где была кирка. Впрочем, она не понадобилась: пастор совершил обряд у себя на квартире. У них не было денег заплатить ему, и пастор обвенчал их в долг.
Он недавно приехал из Африки, где работал до войны в миссии Финляндского миссионерского общества и «обращал» негров.
Эльвира трогала руками тонкие стрелы и лук, африканские колчаны, и все ее удивляло и восхищало. Олави же восхищался Эльвирой.
До замужества жизнь Эльвиры протекала спокойно и благополучно.
Отец обещал ее в жены Каарло — сыну Пертула, оленевода из соседнего прихода. У Куста Пертула было тысяча двести оленей и много работников. Сын Пертула — Каарло находился сейчас в Германии и обучался в военной егерской школе. Многие «патриоты» благословили своих сыновей тайно перейти границу и вступить в армию кайзера. Кайзер обещал Финляндии независимость.
Под негромкий плач жены старик отрекся от дочери.
— Ни одного глотка простокваши от моих коров, ни одной шерстинки с моих овец, ни рога от моих оленей ни она, ни Олави никогда не получат!
Но они на помощь и не рассчитывали. Олави не хотел вести Эльвиру на лесоразработки — холодный шалаш лесорубов не приспособлен для девушки. Каллио отдал Олави свои первые и последние сбережения, жена миссионера тоже ссудила новобрачных малой толикой денег — пришлось прослушать несколько проповедей о бережливости, — и Олави арендовал полуразрушенную избу на большой дороге.
