— Да, правда. Но я скрывала это, потому что твоему рождению предшествовала страшная семейная трагедия. Не хотелось, чтобы ты о ней знал.
— Я и об этом слышал, — небрежно бросил Маурисиу. — Ты забеременела от какого-то итальянца, а твой отец его убил. Верно?
— Нет, не верно, — строго сказала Франсиска. — Ты упустил самую важную деталь: того итальянца звали Луиджи Арелли, и мы с ним любили друг друга до самозабвения! Он был самым красивым и самым умным из всех итальянцев, работавших у нас на фазенде. У нас была чистая романтическая любовь, и не моя вина, что всё завершилось кровавой трагедией.
— Значит, ты его любила, и я — дитя той любви?
— Да, ты — продолжение той любви.
— А ты в этом уверена? Если я не сын своего отца, то, может, я и не твой сын? Однажды ты назвала меня незаконнорожденным!
— Маурисиу, не надо обижать меня, — спокойным тоном попросила Франсиска. — Не дай бог никому пережить такого горя, какое пережила я, потеряв любимого человека!
— Но ты, насколько мне известно, очень скоро утешилась с другим, — заметил, криво усмехнувшись, Маурисиу. — Кстати, а ему было известно, что я — не его сын?
— Я думаю, Марсилиу всё знал, хотя никогда не заговаривал со мной на эту тему, — ответила Франсиска.
— Понятно, — укоризненно покачал головой Маурисиу. — Он, то ли знал, то ли нет, а ты, помалкивая, фактически обманывала его.
Франсиска не обиделась на сына. Она понимала, в каком состоянии он находится, и всячески хотела помочь ему преодолеть душевный кризис.
— Всё было гораздо сложнее, чем, кажется сейчас. Я должна была побеспокоиться о твоей судьбе, — пояснила она. — Марсилиу любил тебя как родного сына, и это считала самым важным.
— Я его тоже любил! А ты, выходит, никогда его не любила, только притворялась! — резко произнёс Маурисиу и, неожиданно прервав разговор, вышел из гостиной.
— Ничего, он сейчас успокоится, — сказала матери Беатриса. — Честно говоря, я ожидала худшего, но всё, кажется, обошлось.
Она не знала, что в это же время Маурисиу рыдал у себя в спальне и бился в истерике.
— Это ужасно, Катэрина! — выкрикивал он сквозь слёзы. — Я, оказывается, не я, а отпрыск какого-то Арелли!
— Ты — это ты, — мягко, как малому ребёнку, внушала ему Катэрина. — Ничего не изменилось. Ты — мой Маурисиу, я тебя любила и люблю. Не надо плакать.
Но для Маурисиу, похоже, изменилось многое, причём, то, что он всегда считал основополагающим и незыблемым. Семья, мать, отец — всё вдруг рассыпалось, потеряло прежние очертания. Как с этим жить? Как заново обрести твёрдую почву под ногами? Он этого не знал, и потому так мучился.
