— Угомонитесь, наконец, дона Мариуза! — прикрикнул на неё Дженаро, стукнув кулаком по столу, и она, не ожидавшая от него такой выходки, разом умолкла. — Мария платит за свою комнату и может принимать в ней кого хочет.
— В том числе и женатых мужчин? — вяло огрызнулась Мариуза.
Но Дженаро уже понял, какая тактика имеет шансы на успех в споре с Мариузой, и продолжил в том же, по-мужски грозном, тоне:
— Мария не принадлежит к разряду продажных женщин, и ваше сравнение с публичным домом тут неуместно. Вы прекрасно знаете, что от этого женатого мужчины у Марии растёт ребёнок! И если они закрылись в комнате — это их личное дело. Никто не увидит, что там происходит, и вам не о чем беспокоиться! Можете считать, что там, за дверью, сейчас находятся муж и жена, которые, вне всякого сомнения, любят друг друга!
Не выдержав такого натиска, Мариуза отступила.
— Да, они любят друг друга, это правда, — сказала она примирительно. — Что ж, пусть встречаются... как жена с мужем...
Дженаро тотчас же вознаградил её за это неординарное решение:
— Вы необыкновенная женщина, дона Мариуза! У вас чуткое сердце и прямо таки мужской ум!
Мариуза вовсе не считала, что мужской ум лучше женского, но спорить с Дженаро не стала: в целом его комплимент был ей приятен.
Позже, объясняя своё решение Изабеле, она заметила:
— А Тони всё же бросит свою еврейку!
— Почему вы так думаете? — спросила Изабела.
— Потому что эти двое не могут жить друг без друга, и даже сеньор Дженаро, похоже, встал на их сторону.
Мариуза ошибалась: Дженаро ещё не сделал выбор между Камилией и Марией. Ему нравились и та и другая, он обеим сочувствовал, а ещё больше сочувствовал Тони: «Если я не могу решить, которая из них лучше, то, каково же моему сыну?!» В то же время Дженаро понимал, что долго вести двойную жизнь Тони не сможет, и это его очень беспокоило. Он опасался скандала, которым, как правило, и заканчиваются подобные истории. Ведь даже Маркусу, не связанному семейными узами ни с одной из двух его женщин, приходится проявлять чудеса изворотливости, чтобы сохранять это хрупкое и весьма сомнительное равновесие. Но и он, достаточно поднаторевший в любовных интригах, отнюдь не застрахован от скандального разоблачения. Вчера, например, этому невольно поспособствовал Дженаро, допустив досадную промашку в беседе с Жустини, которая ловко сумела усыпить его бдительность.
Начала она издалека, с расспросов о Фарине — мол, нет ли от него каких—либо вестей, не собирается ли он снова приехать в Сан-Паулу?
