Рядовые Петренко и Дунаев находились под стражей уже больше двух недель. Их не отпускали не потому, что они нарушили устав и по уставу их следовало судить, а потому, что не знали, что с ними делать. Эти двое не только покинули пост во время своего дежурства, но и напрочь лишились чувства реальности, по словам старшего прапорщика. Приведи их на трибунал, и они опозорят сам институт трибунала своим поведением. Я попросил сначала аудиенции с Дунаевым. Его семья исповедовала суннитскую версию ислама, но была весьма умеренна в своей религиозности, а сам он, по словам родных, вообще не проявлял интереса к обрядам и даже не молился как положено. В этом смысле деревенский парень Петренко был менее предсказуем, и я начал с его боевого товарища. Когда-то христианство было городской религией, а теперь наоборот. Чем дальше от большого города, тем больше шансов встретить набожного человека.
– Рядовой Дунаев?
– Так точно.
– Ну вот, – засмеялся я нарочно. – Имя свое и звание помнишь уверенно. Без подсказки. А говорят, ты от реальности оторвался.
– Я? – Он боязливо оглянулся. – Может, и оторвался.
Будет сложнее, чем хотелось бы, подумал я.
– Ну, хорошо. Я понимаю, что тут до меня было много тех, кто задавал вопросы. Можешь ответить еще разок? Мне нужна твоя помощь.
Дунаев вздохнул и промолчал, покорно опустив взгляд.
– Давай так, – сказал я. – Я не осуждать тебя пришел и не смеяться. Более того, я могу тебя отсюда вытащить. Но ты должен просто мне все рассказать. Как было.
– А вы кто?
– Я? Борис Андреевич. Не слышал?
– А почему в этом халате? Вы артист?
– В какой-то степени каждый из нас артист. А мне просто так нравится. Разве не красиво?
Глаза Дунаева расширились от любопытства. Кажется, ему никогда еще в голову не приходила мысль, что что-то не связанное с женщинами может быть красиво. Он издал звук, похожий на икание, но я принял его за согласие.
– Расскажешь, как все было? И я в этом же халате пойду к командиру части и замолвлю за тебя словечко.
Дунаев думал недолго. Надо сказать, что до сих пор он производил впечатление более или менее нормального юноши. И это казалось игрой. Вот-вот я ждал, что проявится его истинная сущность.
– Что тут рассказывать, – начал он, снова опустив глаза. – О Разломе уже давно много говорили в деревне и в части. Там всякое случалось. Я туда не ходил, хотя у нас бегали.
– Так?
– Потом приказали его оцепить. Значит, привезли сетку и колючую проволоку. И мы дня три посменно его обносили, устанавливали посты. В одном месте пришлось часть леса вырубать, чтобы все было правильно.
