— Глядя на тебя сейчас, трудно поверить в твой рассказ, — сказала Лейла, любуясь своей элегантной подругой, ставшей законодательницей моды.
— И, тем не менее, это чистая правда, — кивнула Рафаэла. — Поэтому и я по возможности люблю играть роль доброй феи.
— Да не осуждаю я твоих альтруистических порывов, просто боюсь, что тебе сядут на голову.
Рафаэла расхохоталась:
— Ты в своем репертуаре, Лейла! Завтра я позвоню Кларе и скажу, чтобы она приводила своего знакомого прямо на дефиле.
У вернувшейся домой Клары по-особому блестели глаза, и, хотя она была, как обычно, сдержанна, в ней появилось что-то такое, что непременно привлекло бы к ней внимание домашних, если бы они не были так озабочены. И надо сказать, для озабоченности были серьезные причины. Семья решала, как поступить с Гильерми. И, надо сказать, для озабоченности были серьезные причины. Семья решала, как поступить с Гильерми. Врач клиники посоветовал им перевести его в частную лечебницу, сказав при этом, что без доброй воли больного лечение бесполезно.
— Возьмите меня домой! Мама! Умоляю! Я поеду только домой, — жалобно просил Гильерми, и сердце матери разрывалось при одном только взгляде на своего несчастного сына, которому предстояло еще столько мук.
А братья были против того, чтобы Гильерми возвращался домой.
— Мама! Ты знаешь Вилму. Я едва ее уговорил ее увозить детей в Рио, — убеждал мать Энрики, — а стоит Гильерми вернуться, как она подхватит их и уедет. Она боится его как огня.
— Нечего его бояться, — возражала Марта. — Я поговорю с ней. Он поправился, он в нормальном состоянии, и...
— Было бы хорошо еще подкрепить эту норму в клинике, — подхватил Александр. — Мама! Ты прекрасно понимаешь, что его состояние еще ох как далеко от нормы!
— Может быть, и так, — миролюбиво сказала Марта. Она была умной женщиной и всегда старалась добиться цели самыми мирными средствами. — Но мы все заинтересованы в том, чтобы наш Гильерми выздоровел, поэтому давайте делать все, что в наших силах, для укрепления его душевного равновесия. Он просится домой, ему хочется быть с нами, разве это не радует? Значит, он ощущает нас всех как людей ему близких, надеется на нас, просит помощи. Ему было бы очень больно узнать, что его братья готовы от него отказаться! — Щеки Марты вспыхнули, глаза гневно заблестели,
— Ну что ты такое говоришь, мама, — протянул примирительно Энрики. — Чуть что, сразу в большой колокол! Поговори с Вилмой, если она согласится, у меня лично нет возражений. И у Александра, я уверен, тоже.
