Волкодав не вершит судьбы миров, не владеет волшебным даром (если не считать таковым способность носить в себе добрую звериную душу). Он просто мстит за гибель рода, а потом нянчится с убогими, насевшими на его голову, и служит кнесинке. Мир Волкодава чудесен, но чудеса не подходят к поверхности.
Отсюда происходят попытки доказать «случайность» вымысла у Семеновой. Убери все, чего не может быть, — сюжет практически не изменится (кроме того, что придется иначе обставить спасение Волкодава после рудников, а уход с обрыва заменить, скажем, отъездом за море — драка на пустой пристани, смею вас уверить, вышла бы ничуть не хуже, чем на скале). Сюжет не изменится, и все-таки убрать из «Волкодава» все чудеса невозможно и неумно.
Как назвать то, что исчезнет? Скрытая сущность явлений, исподволь управляющая действием, разрешающая реалистичному, квазинаивному сюжету развиваться как бы самостоятельно, своим чередом. Магия, которой автор не спешит давать первые роли, поскольку любит и высоко ставит реальность видимую и осязаемую, — все, что выросло из маленького семени или создано долгим трудом.
Однако реалисты, имеющие склонность к истории, зачастую становятся способными чародеями — возможно, из-за двух принципов, общих для истории и магии: «случайностей не бывает» и «если две вещи подобны, они суть одно и то же, даже если кажется, что время и пространство разделяют их». (Разве что историки менее категоричны: «если две вещи подобны, при определенном везении это может оказаться не случайностью».) Не слишком важно, изучаешь ли ты превращения индоевропейских корней, различные школы кузнечного ремесла или способы разрушения чар. Навык раскрывать причинно-следственные связи, угадывать неизвестное и, выделяя главное, не пренебрегать мелочами — хорошая школа для Мифотворца с большой буквы. Если отбросить метафоры — это способ мировосприятия, весьма перспективный для сочинителя фэнтези и для литератора вообще.
Я бы определила творческую задачу, которую берется разрешить Мария Семенова, примерно так: создать мир достоверной магии, проявить скрытый смысл, свойственный «обыденным предметам», сделать волшебство таким же естественным и отродясь-присущим миру, какими были у нее весла и паруса викингов, и при этом не уничтожить ни обаяния реальности, ни потрясающей силы чуда.
Едва ли можно сказать, что конкретно для этого следует делать. Кто-то посоветует «идти от науки», способной предоставить подходящие реалии — будь это наука параллельного по времени средневековья или та, которую принес Тилорн; кто-то рекомендует усложнить интригу, уверенней задействовать в ней побольше колдовства и избавиться от упреков в наивности, кто-то напротив, велит убрать лишние сюжетные линии, мешающие восприятию глубоких смысловых слоев, кто-то захочет удалить «мистический налет» и не морочить людей умолчаниями, а назвать по имени силу, превращающую Волкодава в пса, кто-то сочтет, что и без того сказано чересчур много… Нет, лучше не будем говорить под руку.
