На следующий день мы с теткой пошли в Новое Село за молоком. Я тащился за ней по грунтовке с трехлитровым бидоном, смотрел на серые от пыли пальцы ног. Крышка на бидоне с противным звуком елозила по алюминиевому горлу. Казалось, что бидон жалуется, потому что внутри него я спрятал немытую Ленкину сандальку с нацарапанной куклой. А куда ее было деть?
Утро выдалось беззаботное. Лес, вдоль которого тянулась грунтовка, дышал горячей сыростью. На опушке расположились коровы. Зеленые мясные мухи, жужжа как в кино мессершмиты, кружили над свежими блинами какашек, пикировали на коровьи бока. Коровы в ответ лишь лениво прядали ушами. Жара наливалась в отпущенное до горизонта пространство, лишала движения, мешалась с острым фабричным запахом. Только теленок, заплутав в высокой траве, еще взбрыкивал от переполнявшего его чувства свободы, весело кивал бугорками проросших рожек. Его детский восторг на мгновение передался и мне. Стало хорошо. Я был всем – и теленком, и лесом, и дорогой, и жарой.
Съев принесенный хлеб с солью, лошадь без имени мягко взяла меня волосатыми губами за воротник рубашки и, в знак благодарности, пожевала. Я дотронулся до ее длинной шеи. Лошадь покачала головой.
– За Лапиными не занимать! – Молочница легко выкрикнула нашу фамилию. – Молока сегодня меньше!
Недавно у молочницы пропала одна из коров.
– Так и не нашли? – спросил кто-то из очереди.
– Нашли, – хмуро ответила молочница.
Очередь притихла, ожидая рассказа. Молочница молчала.
– Шею она сломала – сказала молодуха с двумя трехлитровыми банками в авоськах.
– В лесу в овраг упала, или еще чего. – Длинная извилистая как знак вопроса тетка подставила бидон под белую струю.
Сашка Романишко сидел по-турецки в тени пожухлой от жары сирени, которая вместо забора окружала запущенный прабабкин сад. На его ногах криво стояла ополовиненная банка с вишневым вареньем. Сашка не торопясь окунал в банку большую ложку и облизывал ее сонно полузакрыв глаза.
– Вкусное сегодня молоко? – спросил.
– Не знаю. – Я устроился рядом. – Наша очередь, наверное, к вечеру подойдет.
– На, – Сашка протянул банку мне. – А вечером запьешь. Вишня с молоком здорово.
Полбанки варенья в подарок было очень даже дофига.
– У нас их целый погреб, – пояснил свою доброту Сашка. – Роза как вишню видит, сразу варенье делает.
В детстве каждый мечтал о горе шоколада или конфет. Сашка отмечтался. Даже в ноздрях у него вместо соплей блестел сахар.
В банке колупались две полудохлые осы. Их желто-черные тельца прочно вросли в бордовую жижу и лишь одно крыло на двоих беспомощно трепыхалось в воздухе.
