Пальцы доктора дрогнули, и Ленка от этого еще больше расстроилась.
– Что же случилось дальше? – спросил Свиридов.
– Надо было ей сказать, что она красивая, например.
– Но я так и сделал, – ответил Свиридов.
– Ага, – усмехнулась Ленка. – Вы сказали, что кашель ей к лицу. Но это не совсем то, что было нужно.
– Тебе Зоя Михайловна рассказала?
– Как она могла рассказать, что вы думали?
Вместо того, чтобы удивиться ее словам, Свиридов стал вспоминать Зою Михайловну. Тогда он просто хотел одновременно пошутить и сделать комплимент. Он стремился быть легким и нескучным собеседником. Но Лена оказалась права – вышло действительно не очень ловко.
– Все, что ты рассказала, это… это странно, – наконец сказал доктор Свиридов.
– Вы сейчас пытаетесь поставить неверный диагноз, – нахмурилась Ленка. – Дело не в шизофрении и подобных патологиях. Все гораздо хуже.
У каждой картинки в моей голове тоже был свой порядковый номер. Чем больше было число, тем больше беспокойства пряталось внутри. Как-будто тебя пускали туда, откуда сроду не выбраться. В углах комнаты блестела пыль. Бессмысленно улыбалась фабричная кукла. По полу потянуло холодом. Зашелестела занавеска. Комната доктора наполнилась шорохами и скрипами.
Окно резко распахнулось, вспыхнуло дневным солнцем, осыпало мелким стеклом. Я побежал. От бега все вокруг зашаталось. Засвистел плотный как картон воздух. И уже нельзя было отличить свист ветра от моего топота.
В темноте подъезда на меня набросились три тени, но я растолкал их и запрыгал по ступенькам вниз. Лестница загрохотала – меня догоняли.
Первым из подъезда выскочил Юрка. Маргаритка тонко визжала и была второй. А ты обогнала всех уже у песочницы. На улице был тихий и жаркий день.
– Окно открыл? Вот, – сказала ты, когда отдышалась. – А когда дверь и окно открыты, то получается сквозняк.
Мы тебе не поверили. Ты сама себе не очень поверила.
На моей ладони блестел серебряный зуб доктора Свиридова.
В четверг я как-то сам собой выучил дни недели. Не то чтобы я их раньше не знал. Просто они не всегда вставали на правильное место. За средой могла последовать суббота, за субботой – четверг. Раньше можно было называть день как тебе хочется. Тогда он дарил чувство послушности времени и всего, о чем я думал и где был.
В первую правильную пятницу жизни, которую я бы раньше назвал никакой понедельник, Юрка собрался рубить яблоню. Мой геройский поход в квартиру доктора Свиридова и серебряный зуб, который я носил с собой в спичечном коробке, не давали ему покоя.
