– Как хорошо вы говорите, Зоя Михайловна, мне бы в тетрадку записать, – собачник опасно улыбнулся прокуренными деснами.
Зоя Михайловна смущенно прикусила кусочек черного хлеба.
Не отводя от нее кривой улыбки, собачник спросил:
– А зачем вы, доктор, на днях в Новое село ездили и там тоже детей опрашивали?
– Хотел понять, что произошло с Леной, – ответил доктор. – Решил отделить фантазию от патологии.
– Мы-то больше с патологией работаем, – заметил собачник. – А что ж взрослых не опросили?
– С ними вы и сами разберетесь, – ответил доктор.
– Детей я всех опросил. – Твой отец налил себе водки. Бутылочное горло тонко звякнуло о край стакана. – Ничего важного.
– Для бесед с детьми нужно отдавать себе отчет, что они знают гораздо больше, чем понимают. – Доктор Свиридов положил себе в тарелку вареную картошку и принялся мять ее вилкой. – Они верят в то, что не видят и видят то, во что не верят. Собственно, всем первобытным народам была свойственны подобные отношения с реальностью. Разговаривая с ребенком, вы будто расшифровываете миф до обычного бытового сюжета.
– Что же вы расшифровали? – не унимался собачник.
– Я понял, например, что Перегудов не виноват, – не сразу ответил доктор Свиридов.
– Кто же виноват? – спросил твой отец.
Шелест за столом стих. Только Ленкина мать все так же звякала вилкой о тарелку. Зоя Михайловна поперхнулась хлебом, и собачник нежно похлопал ее по пухлой как стеганное одеяло спине.
– Ну доктор, доктор дорогой, говорите уже. Что же мы из вас тянем-то все? – радушно повысил голос собачник. – Народ сидит, переживает.
– И беседа cтала походить на допрос, – заметила тетка.
Ты наклонилась и горячо дыша квашеной капустой зашептала мне в ухо:
– Сейчас он про куклу скажет.
Доктор достал из кармана платок, тщательно вытер губы. Собачник терпеливо ждал. Доктор засунул платок в карман и принялся доедать картофель.
– Таким образом вы, может быть, покрываете убийцу, – сказал собачник. – А это уже статья.
– Невидимый он, – встряла в разговор одна старуха.
– И пройдет, где хочет, и утащит кого надо, – сказала другая.
– Если со́лью порог посыпать, то не пройдет, – отозвалась третья. – Потопчется, животом заурчит и до утра уснет.
– Кто же это? – Я не узнал свой осипший от страха голос.
Старухи посмотрели на меня с превосходством.
– Понятно кто – Нетрись, – сказала первая.
И старухи согласно закивали платками в мелкий кукольный цветочек.
Эти слова, казалось, рассмешили доктора. Над столом блеснул его серебряный зуб.
