— Откуда вы знаете? О таких подробностях вас в известность никто ставить не будет.
— А вас? Достали же вы где-то копию заключения по моему сканированию, значит, и остальное можете. Нашли там что-то?
— Основная версия — смерть по неосторожности, — обтекаемо ответил он.
— А неосновная?
— Их несколько, — неохотно ответил Дитрих, — и, боюсь, рассказывать я права не имею. Но в виновности Эггера конкретно в этом эпизоде сильно сомневаюсь. И в знании им запрещенных магических практик — тоже.
— После смерти наставницы я его почти не видела, — напомнила я.
— Я объяснял же почему, — удивился Дитрих. — Он не хотел, чтобы ментальное вмешательство связали с ним. Отказываться от вас он не собирался, как не собирается этого делать сейчас — он так и караулит до сих пор возле вашего дома. Надеется поговорить, когда вы останетесь одна, или убедиться, что я уйду. Кто его знает?
Это было так неожиданно, так страшно, что я вздрогнула от испуга. Встречаться со Штефаном мне не хотелось даже в присутствии кого-нибудь, а уж наедине…
— Дитрих, вы же не уйдете?
— Намекаете, что коврик в вашей прихожей так и остался незанятым?
— Намекаю, что я его боюсь. Дитрих, я так боюсь, что сама согласна на коврик, хотя у меня в чуланчике хозяйский матрас, до коврика дело не дойдет. Я вам на кухне постелю, а?
— Не боитесь, что к утру продуктов не останется?
— Не боюсь, их и так уже нет, — фыркнула я. — Так вы согласны?
— Боюсь, Эггер это неправильно поймет, — задумчиво сказал Дитрих.
— Пусть понимает как хочет, — ответила я. — Меня с ним больше ничего не связывает.
Дитрих молчал, о чем-то сосредоточенно размышляя.
— У вас в офисе даже матраса нет, — напомнила я. — Вы в любом случае в выигрыше. Вы же на полу спали?
— Все-то вы знаете, — недовольно сказал Дитрих.
— Обязана. Я же ваш секретарь. А завтра прямо с утра займемся делами. Что у нас в планах?
— Нужно выяснить, из-за чего Вернер не поддерживала отношений с родственниками.
— Вы же уверены, что Штефан не виноват.
— Но вы уверены в обратном, — парировал он. — Я не исключаю, что причина — неправильное распределение, с точки зрения Эггеров, наследства, и тогда мы можем выяснить, что такого ценного могло быть у Вернер. Если было.
