В зале возникло легкое замешательство. Элеонор поняла, что ее выдержка иссякла. «На сегодня с меня хватит», - подумала она и толкнула Нану в бок.
- Уходим, этот праздник уже не для нас. – Подруги без долгих размышлений и ни с кем не прощаясь поспешили к выходу.
Нана села за руль. Накрапывал дождь, но Нана, не замечая его, неслась на огромной скорости. Лишь вспомнив, что у нее закончились сигареты, она резко затормозила у первого попавшегося бара. Элеонор не пожелала оставаться в машине и увязалась за ней. Бар шумел. Пока Нана проталкивалась к стойке и добивалась внимания от хмурого бармена, Элеонор стала рассматривать заведение. Это была обычная забегаловка, где коротали время местные забулдыги, а проезжающие мимо пытались утолить нехитрые потребности в рюмке, табаке и бутербродах. Элеонор уже направилась к выходу, но вдруг перед ней возник совершенно иной мир – мир, залитый солнцем, насыщенный цветом, наполненный радостным чувством. То была картина. Элеонор остановилась перед полотном, пытаясь осмыслить его немыслимое появление в таком месте. Она не обратила внимания, как к стойке бара, шатаясь, подошел худенький длинноволосый юноша и заплетающимся языком попросил денег за картину. Хозяин заорал, что платить за кляксу, грязную мазню, испортившую стену, он не будет.
Элеонор включилась в происходящее лишь тогда, когда юноша ткнул пальцем в поразившую ее картину и, задыхаясь, прокричал:
- Я вложил в нее душу, всего себя! Я теперь пустой…
Женщина сразу оценила точность слова «пустой» - бедность юноши была вызывающей: старенькие джинсы, ветхая футболка, брезентовая латаная куртка, из которой владелец давно вырос.
Отборная брань не утоляла злобы хозяина, он распалялся все больше; в какой-то момент он подскочил к юноше и с силой поддал ногой коробку, которую тот прижимал к себе. Картонное дно развалилось и на грязный пол выпали краски, кисти, листы с эскизами. Не удовлетворившись и этим, бармен пнул юношу и, продолжая орать, вытолкал за дверь.
Элеонор, повинуясь какому-то забытому ощущению, кинулась следом. Дождь мешал ей разглядеть юношу, она метнулась в одну, другую сторону и вдруг услышала отчаянный крик, доносившийся откуда-то сверху: «Я – дерьмовый мазила, мазила и больше никто». Она подняла голову и увидела того, кого пыталась найти. Юноша стоял на эстакаде, раскачиваясь из стороны в сторону, словно готовился к прыжку. Элеонор добежала до него и безотчетным движением прижала к себе. Он зарыдал, уткнув голову ей в плечо.
