Прошел к столу Сергея, нажал кнопку настольной лампы и с трудом подтащил к себе телефон. И только тогда увидел свою руку — красную и распухшую. Но как звонить в аварийку, он не знал. И куда звонить? Ржевскому? Нет. Он не поможет. Кто-то должен отвечать за такие вещи… Иван набрал номер телефона Алевича. Долго не подходили.
— Я слушаю, — послышался сонный голос.
— Дмитрий Борисович, — сказал Иван. — Простите, что разбудил. Это Ржевский.
Алевич сразу понял — что-то случилось. Голос директора звучал натужно. И было четыре часа утра.
— Я слушаю. Что случилось? Что-нибудь с Иваном?
— Вы не можете… вызвать аварийную? Прорвало трубу горячей воды… затопило виварий…
— Господи! — вздохнул с облегчением Алевич. — А я-то думал…
— Погодите, — сказал Иван. — Я совсем забыл номер… вызовите и «скорую помощь».
— Ветеринарную? — Алевич все еще не мог скрыть облегчения.
— Нет, для меня, — сказал Иван и уронил трубку.
В коридоре топали шаги — Мария Степановна носилась по этажам, искала пациента…
— Теперь ты еще больше отличаешься от Сергея Андреевича, — сказала Ниночка. — И моя кровь в тебе есть.
— Спасибо, — сказал Иван. Они сидели на лавочке в заснеженном саду института. — Хотя мне иногда хотелось, чтобы меня не спасали.
— Так было больно?
— Нет.
Они помолчали. Иван поправил костыли, чтобы не упали со скамейки, достал сигареты.
— Почему он тебе разрешил курить?
— Наверное, потому, что курит сам, — сказал Иван. — Во мне есть память о курении, есть память, и ничего с ней не поделать.
— Ну ладно, кури, — снисходительно сказала Ниночка. — Значит, ты унаследовал его плохие привычки.
— А что у тебя дома сказали? — спросил вдруг Иван.
— Мать сказала, что этого от тебя не ожидала. Что ты всегда себя берег.
— Неправда, — обиделся Иван за Ржевского. — Она же знает, что это неправда…
— Иван, а почему ты побежал? То есть я понимаю, я бы струсила, но все говорят, что разумнее было вызвать аварийку.
— Конечно, разумнее. Но я ведь тоже подопытная собака. Своих надо выручать…
— Глупости, — сказала Ниночка. — Теперь к тебе никто так не относится. Особенно те, кто тебе свою кровь давал.
— И потом… Виноват Сергей. Во мне сидело ощущение, что это мой институт, мои собаки… без него я бы даже не нашел дороги в подвал.
— Замечательно, — сказала Ниночка. — Ты обварился за него, а он спокойно спал дома.
Иван отложил «Сайентифик Американ» — на столике у кровати кипа журналов, отец приносит их каждое утро, будто, если Иван читает их, какая-то часть знаний переходит к отцу. Любопытно наблюдать, как читает Ржевский. Себя — со стороны. Хочется делать иначе. Отец, беря ручку, отставляет мизинец — ни в коем случае не отставлять мизинец, всегда помнить о том, что нельзя отставлять мизинец. Отец, задумавшись, почесывает висок. Ивану тоже хочется почесать висок, но надо сдерживаться…
