— Не волнуйся, я уже ухожу, — громко сказал Габриель.
И ушел.
Остаток вечера он потратил на то, чтобы убедить себя: котенок — хитрец. Хитрюга. Пройдоха. Ловкая бестия. Жует где-то звериные консервы и посмеивается над мальчишками-недотепами.
Габриелю почти удалось поверить в это. И он заснул в своей кровати — если не успокоенный окончательно, то, во всяком случае, примирившийся с собой.
Никто не просил котенка влезать в Габриелев сон, но он влез. «Мертвое мало чем отличается от живого, — подумал во сне Габриель, — оно всего лишь не движется и не дышит, вот и все». Мертвое не отталкивает и не ужасает, просто… оно какое-то неудобное, как заноза в пятке. Или как звук, когда пенопластом скребут по стеклу —
Габриель и проснулся от этого звука.
Он шел не извне, а рождался в голове самого мальчика; шрр-шрр-шшшррр — от висков к затылку, и снова к вискам. Трясти головой бесполезно, подпрыгивать (в надежде, что проклятое «шрр» выскочит) — тоже. Габриель пробовал читать, но не понимал из прочитанного ни строчки. Пробовал разговаривать с мамой и даже с отцом, но не слышал их голоса. Отчаявшись, он отправился в парк, где накануне оставил котенка, — вот когда скрежет и царапанье проявили себя в полной мере!.. Они стали просто невыносимыми, почти как Мария-Христина с ее вечными подколками и шуточками про недоумка. Но стоило Габриелю приблизиться к месту расправы, как все разом стихло.
Он не нашел тела. Только с десяток камней у ограды — относительно чистых, без отметин крови и шерсти. Никаких особенных следов не было и на земле, значит, он не ошибся и все понял про хитреца-котенка.
Не ошибся!..
А ко сну можно приспособиться, чтобы он не доставлял неприятностей. Наверное, так и произошло: Габриель приспособился. Во сне котенок продолжал оставаться мертвым, но при этом шерсть его не тускнела, наоборот — лоснилась и становилась все гуще. Во сне над котенком сияло солнце, а дождь (если случался дождь) проходил стороной. Кажется, там еще были птицы, малютки-сверчки и густые заросли кошачьей мяты — лучшего места придумать невозможно.
Котенок не страдает — значит, и Габриель не должен страдать.
Он должен успокоиться насчет пенопласта, насчет занозы в пятке: занозы этой разновидности не выходят наружу. Через слои эпидермиса они проникают все глубже, ныряют в кровоток и, попутешествовав, прибиваются к сердцу.
Чтобы остаться там навсегда.
Сердце Габриеля все-таки щемило, иначе зачем бы он рассказал о котенке полузнакомой Фэл?
