Об ораторе | страница 36
, разбиравшаяся недавно у центумвиров? Сколько народа стеклось в суд, с каким напряженным вниманием выслушивались речи?! Квинт Сцевола, мой ровесник и товарищ по должности, правовед, ученейший из всех знатоков гражданского права, человек редкостного ума и дарования, оратор с речью на диво точной и отделанной, — я недаром люблю говорить, что он — величайший оратор изо всех правоведов[128] и величайший правовед изо всех ораторов, — Квинт Сцевола, держась буквы закона, отстаивал силу завещаний и утверждал, что кто назначен наследником после сына, который родится по смерти отца, и умрет до вступления в совершеннолетие, тот может быть наследником лишь в том случае, если сын действительно родится по смерти отца и действительно затем умрет; я же настаивал, что цель завещателя при составлении завещания заключалась просто в том, чтобы в случае отсутствия совершеннолетнего сына Маний Курий был наследником. Не ссылались ли мы оба в течение всего этого дела и на авторитет толкователей, и на примеры сходных случаев, и на виды завещательных формул? Не находились ли мы оба в самых недрах гражданского права?
40. (181) Я оставляю в стороне другие примеры крупных тяжб: они бесчисленны; но ведь нередко бывают даже и такие случаи, когда судебным порядком решается дело о наших гражданских правах. Так было, например, с Гаем Манцином, человеком достойным и знатным, и вдобавок бывшим консулом. Вследствие общего негодования, возбужденного Нумантийским договором, священный посол[129] по определению сената выдал его нумантийцам, а они его не приняли. Возвратившись домой, Манцин счел себя вправе явиться в сенат; но народный трибун Публий Рутилий, сын Марка, велел его вывести, заявив, что он уже не гражданин: так ведется исстари, — говорил он, — кто продан в рабство своим отцом или народом или выдан при посредстве священного посла, тот не может вступить по возвращении в свои прежние права[130]. (182) Можно ли отыскать средь всех гражданских дел более важный предмет тяжбы или спора, чем общественное положение, гражданство, свобода, словом, само существование бывшего консула? Тем более, что при этом дело шло не о каком–нибудь преступлении, от которого он мог бы отпереться, но о положении его по общему гражданскому праву. Другой подобный вопрос, но касающийся лица степенью ниже, был возбужден у наших предков, а именно: если кто–нибудь из союзного нам народа находился у нас в рабстве и потом освободился, то по возвращении домой вступает ли он в свои прежние права и теряет ли здешнее гражданство? (183) А свобода? Важнее ее не может быть предмета пред судом; а между тем разве не может возникнуть спор о гражданском праве по такому вопросу: с какого времени становится свободным