— Так зачем мы вдруг вот так вот возвращаемся? — уныло поинтересовался Симадзаки.
— Сейчас узнаешь! Потерпи немного — мне проверить кое — что нужно! — Я не хотел предвосхищать праздничного события, но в то же время чувствовал, как меня изнутри все больше и больше распирала пухнущая гордыня и что удерживать ее в своем чреве мне все труднее и труднее.
Мы зашли в англоязычный отдел, где над столами возвышались три коротко остриженные головы, разбиравшиеся в тонкостях австралийского, индийского и гонконгского законодательства, и прошли к столу Симадзаки.
— Покажи мне эту татуировку! — приказал я лейтенанту.
— Хорошо, — отозвался покладистый Симадзаки и стал рыться в ворохе конвертов и бумаг у себя на столе. Через пару секунд он выудил нужную папку пошелестел ее скудным содержимым и наконец ткнул мне в нос увеличенной фотографией того самого «жмурика», о котором говорил полчаса назад.
Так и есть! Так я и думал! Не зря все — таки я свой хлеб ем, и не зря граждане моей отчизны доверяют мне, именно мне, охранять их покой и материальные богатства.
— Давай, Симадзаки-кун, готовь дела к передаче в наш отдел!
— Как это?
— Да так это! Не ваше это дело больше!
— Почему это не наше? — Симадзаки попытался оказать мне сопротивление, но я был неумолим.
— Да потому что этот «жмурик» — русский. А русские — наши клиенты, а не ваши.
— А с чего вы решили, что он русский? У него же латиницей на руке написано.
— Да с твоих ста восьмидесяти градусов!
— При чем здесь градусы?
— Да при том, что никакой это не «TAHR», а элементарная русская «Таня». Понял?
— Какая Таня?
— Русская.
— Почему Таня?
— А я знаю? Может, любовь у него была к этой Тане, может, мама его Таня, а может, его первую учительницу так звали, или еще чего.
Окончательно потерявший ориентацию в событийной системе черного для него понедельника Симадзаки покорно собрал в невысокую стопочку все бумаги по безымянному трупу, и мы направились к Нисио, захватив по пути Адзуму который с сегодняшнего дня замещал уехавшего до четверга на солнечный Гуам начальника англоязычного отдела Сато — кстати, заклятого соперника нашего Нисио в игре в японские шашки с коротким лошадиным названием «го».
Когда Симадзаки и Адзума выкладывали Нисио все, что у них было по этому делу мы с Нисио внимательно изучали увеличенное фото волосатой кисти, на каждом пальце которой стояло по ни в чем не повинной букве, первые три из которых и сбили невинного Симадзаки с верной дороги, благо идентифицировать их как исключительно латинские или же сугубо славянские его ограниченному интеллекту оказалось не под силу Я смотрел на эту кисть и размышлял о том, как легко и непринужденно современная техника может расчленить целого человека, отделить сначала фотообъективом, а затем резаком для фотобумаги любую часть его тела и заставить ее жить самостоятельной жизнью. Вот и в этом случае: человек мертв, сам ничего уже никогда никому не скажет, а кисть его правой руки продолжает жить независимой от ее хозяина жизнью и нести людям свет — вернее, информацию, без которой моя гордыня сегодня могла бы остаться без стимула к росту.
