— Американский?
— Да, американский. Название, по крайней мере, американское. А машинки все китайские…
— А как его название с твоим трупом связано?
— Ну я говорю: в этом «тахре», ну на татуировке на его, на руке у него… Да, на руке… в слове «тахр» последнее «R» на триста шестьдесят градусов перевернуто.
— На какие триста шестьдесят? Ты геометрию в школе изучал, Симадзаки?
— Изучал… — промямлил погрустневший Симадзаки.
— Так же, как английский, наверное… — Мне пришлось пробурчать эту «буферную» критику чтобы успеть окончательно все выстроить в голове, перед тем как поделиться с опешившим Симадзаки и абсолютно ничего не понимающим Судзуки, который все тем же покорным толстеньким осликом, вросшим в искусственный палас, стоял рядышком, дожидаясь, когда я отпущу слабо разбирающегося в английских аббревиатурах Симадзаки.
— В общем, магазин этот называется «Tous — are — us», да?
— Да! — обрадовался Симадзаки, почувствовав, что хоть самую малость в английском он все — таки понимает.
— Среднее «аге» в этом названии прописано просто как буква «R», да?
— Да — да, я об этом как раз и говорю!
— И это самое «R» в названии перевернуто вокруг своей оси, горизонтально, на сто восемьдесят градусов.
На лице Симадзаки появились первые за сегодняшний день признаки некоторого интеллектуального напряжения, и по сузившимся вдруг глазам и внезапно появившимся на молодом челе складкам можно было догадаться, что человек о чем-то крепко задумался. Вероятнее всего, начал разворачивать в своем ограниченном воображении букву «R» на сто восемьдесят и на триста шестьдесят градусов. Мне же стало понятно, что настал тот момент, когда истина уже открылась, проявила себя и когда надо, как любит говорить мой друг Ганин, брать «нижние конечности в верхние конечности» и бежать ковать железо, пока горячо.
— Не напрягайся, Симадзаки-кун! Именно сто восемьдесят, а никакие там не триста шестьдесят!
— Ну да… Сто восемьдесят… Перевернутое такое «R»…
— А раз перевернутое — давай поехали на пятнадцатый!
— Зачем? Я хотел на Тануки посмотреть!
— В зоопарке посмотришь! Давай переворачивайся на сто восемьдесят — и пошли! — Я взял под локоток растерявшегося Симадзаки, затолкнул его в полутьму саркофага подошедшего лифта, подмигнул грустному Судзуки, который вот — вот должен был от скуки и непонимания начать шлепать себя ушами по щекам, и коснулся пальцем теплого жестяного квадратика с цифрой «15», развернутой на триста шестьдесят градусов.
