Он объяснял Джексону, что цифры возникли, когда понадобилось что-то сосчитать, а счет начался с имен. Как в тюрьме – от имени к номеру. Только мой номер больше походил на имя, чем на камень, обозначавший животное, потому что камень мог обозначать любое животное, а мой номер обозначал только меня. Нас пересчитывали каждый день. Счет велся по общему числу людей в тюрьме, а не по номерам заключенных. Так что мы были и тем, и другим: животными, которые не паслись, и отдельными людьми, которых нельзя было спутать.
Когда нас выводили во двор раз в неделю, нам были видны сквозь решетку камеры смертниц на нижнем этаже. Сэмми шла кошачьей походкой и выкрикивала.
– Кэнди Пенья, я люблю тебя! Бетти Ля-Франс, я люблю тебя!
Кэнди подняла на нас глаза. Ее лицо сложилось в грустную улыбку. Они сидели там за швейными машинками, строча швы на мешковине, а потом поворачивали ткань под прямым углом и строчили другой шов, потом опять поворачивали и строчили третий и, наконец, бросали мешковину в стопку. Я не видела Бетти, которая часто отказывалась работать и лишилась своих привилегий.
Смертницы шили мешки для песка. Ничего другого. У них было шесть машинок, и они шили мешки для песка для защиты от паводков. Если увидите гору мешков с песком вдоль шоссе «Калифорния», знайте, что их касались руки наших знаменитостей.
Им платят пять центов в час, минус 55 % возмещения, за эту однообразную работу, не приносящую удовлетворения, поскольку они сдают мешки недоделанными. Их еще нужно наполнить песком.
Кто их наполняет? Вероятно, мужчины. Наполняют песком и зашивают верхний край.
В другие разы, когда мы проходили над смертницами, они сидели на телефонах или ждали своей очереди. Они общались с журналистами и адвокатами, как объяснила мне Сэмми. Смертницы активно сотрудничали со СМИ и всегда держали связь с ребятами по ту сторону решетки. Они знали самых разных людей благодаря своему положению. Они манипулировали людьми, намекая, что могли бы дать согласие на интервью или посещения, хотя они не собирались делать этого. Им не было интереса давать интервью. Им было интересно, чтобы им звонили, чтобы людям было что-то нужно от них; им нравилось чувствовать свою значимость. Они вели эту игру за внимание к себе. Но это было больше чем игра, потому что ничего другого у них не было.
Нам не разрешалось писать письма или звонить из карцера. И все равно я чувствовала, что мне повезло по сравнению с теми женщинами внизу, которые были на связи с «Пчелой Фресно»
