— Кашу Галка варила, если что не так, меня не бейте, - заявил Серега.
— Это что, значит, меня, что ли, бить? Вместо спа-сиба-то! - бойко отпарировала Галка.
Хотя все были очень голодны, каши в кастрюле осталось больше половины. Потом долго пили совсем уже холодный чай.
— Ладно, ребята, я пойду, вам уже спать пора. Кто меня проводит?
Конечно, это право принадлежало Сереге. Уходя, он подмигнул Стасику:
— Мой спальный мешок можете не распаковывать, раньше утра меня не ждите.
— Да ладно, иди, - буркнул Стасик. Однако Серега вернулся очень скоро.
— Ты чего же так быстро? - ехидно спросил Женька. - А мы и места тебе в палатке не оставили.
— А ну ее... - Серега пнул какой-то подвернувшийся под ноги мешок и произнес несколько слов, трудно переводимых на иностранные языки, отчего они по всем материкам и морям обросли многочисленными акцентами, не потеряв, однако, своего приблизительного первоначального звучания.
Серега был настоящий артист по части идиоматических выражений, но сейчас в его голосе сквозила такая естественность и задушевность, что об игре не могло быть и речи.
...На следующее утро Галка пришла сама.
— Ну что, мальчишки, пошли к нам на кухню, а то вы опять голодные будете сидеть? Кто у вас за повара-то сегодня? Может, ты, кавалер? - так весело бросила она Сереге, что он сразу понял - ему великодушно разрешается не краснеть и предлагается полный и безоблачный мир.
Галка стала приходить каждый день. Забегала и утром, а вечером после работы все время сидела с парнями в палатке. Она не была красивой. Можно было даже подумать, что собственный внешний вид ее нисколько не интересует, но высокая грудь всегда так рельефно выделялась у нее под любой кофточкой, а красивые коленочки так вызывающе невинно торчали из-под коротенькой юбки, что поневоле в этом приходилось усомниться. И еще она была хороша своей непосредственностью, тем, что все время оставалась самой собой. И она это знала и потому еще играла немножко саму себя, и все вместе получалось очень мило.
С ребятами она держалась просто и свободно. В палатке с Галкиным приходом всегда становилось очень весело, но очень тесно. Голые Галкины колени почему-то всегда оказывались перед носом Стасика, и он краснел и бледнел, и косил по сторонам - не подумал бы кто, что он заглядывает ей под юбку, и испуганно жался в сторону, боясь прикоснуться, - не подумала бы она, что это он нарочно. А коленки безжалостно продолжали теснить его все дальше и дальше, до тех пор, пока он, забившись в угол, как испуганный мышонок, не начинал бросать умоляющие взгляды на ничего не подозревавшую Галку.
