Неприятности начались в поле. Чего только ни приклеивалось к брюкам и куртке! Листочки, веточки, гнилушки от пня, на котором сидел, береста от ствола, нечаянно задетого плечом, комары, жучки, паучки, кусочки породы, вата, косточки от рыбы и даже чайная ложечка. Как он не перестрелял безжалостных юмористов, известно одному господу. Но он был настолько принципиальным, что на прямой вопрос, промокает ли куртка, ответил:
— В общем, конечно... есть немного.
С этой его фанатичной честностью нам приходилось сталкиваться еще не раз. В нескольких маршрутах мы в пух и прах разошлись в выводах о геологическом строении района. Как он был уверен в своей правоте! Издевался над нами, поучал, высмеивал, тыкал носом, короче, отрезал себе все пути к отступлению. Расставались угрюмо, почти враждебно.
— Но ты все-таки посмотри обнажение у непропуска. Там же все ясно...
— А мне и без него все ясно.
— И все-таки...
— Ладно, ладно, только в порядке личного одолжения.
Мы попали на то обнажение через несколько дней после него. На самом видном месте стояла тренога из длинных жердей. Вверх дном подвешена пустая консервная банка, в ней записка: "Был, смотрел, стучал. Действительно, дал маху".
Его неприспособленность к полевой жизни, да и к жизни вообще, была ни с чем не сравнима. В самый комариный сезон он мог поставить палатку в тихом уголке, укрытом от ветра, а когда начинались осенние шторма - на песке пляжа у самой прибойки.
Как выразительно хвалился он своими рыбацкими удачами!
— Поймать во-от такую рыбину для меня ничего не стоит. Двести ударов молотком - и она моя!
И это во время нереста, когда реки черны от рыбы, и она чуть ли не сама на сковороду выпрыгивает.
Руки у него были постоянно избиты - вместо образца он чаще попадал по пальцам. Под глазами обгоняли друг друга детские ячмени. И горел он, и тонул, и падал, и снова лез, лез и лез.
Однажды наткнулся на медведя в петле. Кто поставил петлю, когда, чем зацепился мишка - головой, лапой, хвостом, крепко ли сидит, - его, страстного фотографа, мало заботило. Почти перед самым носом у зверя разложил он на траве всю свою фототехнику. Отснял одну катушку, достал из рюкзака черный зарядный мешок и спокойно принялся манипулировать с пленкой. Такой наглости медведь уже не смог вынести. Собрав все силы, он сделал самый отчаянный рывок. Проржавевший трос лопнул, и огромная туша устремилась на любителя экзотических кадров, круша по пути деревья и телеобъективы.
