На другой день, после окончания «работы», закончившейся грандиозной попойкой, где пили и ели как при коммунизме, по потребности, представители центра и управления отбыли с докладом. Оставшимся предстояло поработать, чтобы навести порядок в хозяйстве: вдруг начнут поступать этапы…
Всего на основании приказа Ежова, который с полным основанием можно назвать кровавым приказом, только в этом лагере было расстреляно 2755 человек, а по всем лагерям НКВД — 30187 человек. Самые массовые казни проходили в марте-апреле 1938 года. В гулаговской статистике все эти люди прошли по графе «прочая убыль».
Указания НКВД и ГУЛАГа, тем более разнарядки, полагалось выполнять неукоснительно. Когда план начинал трещать по швам, приходилось выкручиваться. Поднятые как по тревоге, оперативные аппараты Ухтопечлага оказались не в состоянии найти двадцать бежавших заключённых. Между тем зубастая разнарядка требовала жертв во что бы то ни стало. Выход из положения был найден за счёт направления на «спецстройку» дел вольнонаёмных. Так, за компанию с осуждёнными, был принесён в жертву и приговорён к расстрелу сотрудник Л.В. Балабанов за то, что, «работая в Ухтопечлаге, сочувственно отнёсся к осуждённым троцкистам, устраивал их на административно-хозяйственные должности».
Когда высокая комиссия закончила сводить концы с концами, то было установлено, что в суматохе шесть человек расстреляли по ошибке, под другими фамилиями, в том числе одного вольнонаёмного. Теперь уже за посланцев Фриновского взялась команда, скомплектованная Берией. Пришлось им писать объяснительные, а поскольку пытались хитрить, мудрить и сваливать вину друг на друга, то пришлось допрашивать с пристрастием, их же методами.
Массовый террор в лагерях не мог сколько-нибудь заметно улучшить результаты произведённой деятельности, покончить с «воровскими традициями» и контрреволюционной пропагандой. Когда во главе НКВД стал Берия, многие ставленники Ягоды и Ежова сами оказались «врагами народа» и «вредителями». Система постоянно нуждалась в козлах отпущения, на которых можно было бы свалить вину за провалы и перегибы. Среди них оказались Я. Мороз и ряд его подчинённых. Многие из них не совершали тех фантастических преступлений, в которых их обвиняли, но по справедливости вполне заслужили такой участи.
Глава шестая
Об одной прерванной карьере и об истязаниях заключённых
Давным-давно отшумели события далёкого и жестокого 1938 года, и только их отголоски всё ещё томятся в застенках, запылённые и чуть тронутые временем, а из-за страниц 25 толстенных томов уголовного дела всё ещё выглядывают судьбы искалеченных людей. По ночам можно слышать мучительные стоны жертв фальсификаторов. Стонут они, скрипят зубами от несправедливости, и кара, постигшая их палачей, кажется им слишком мягкой. «Отомстите за нас, отомстите», — можно слышать по ночам крики из подвала с архивными документами, запертыми за железными дверьми, охраняемыми замком и сигнализацией, как когда-то и они сами были заперты. Их печальная судьба, втиснутая в многостраничные тома уголовного дела, предстанет перед читателя ми в этом повествовании.
