Малефисента. Владычица тьмы | страница 26



Не подозревая о мрачных мыслях сына, король Джон подошёл к нему с широкой улыбкой на лице и мечом в руках.

– Я хочу, чтобы сегодня вечером ты был с ним, – сказал он, протягивая меч.

– С королевским мечом? – Филипп осторожно взял его в руки. Клинок оказался на удивление лёгким. Филипп сотни раз видел этот меч прикрепленным к отцовскому поясу и всегда представлял его тяжёлым, грозным оружием. Значение отцовского жеста было понятно Филиппу и без слов – но разве мог король Джон упустить возможность разъяснить его?

– Да, – торжественно начал король Джон. – Потому что благодаря тебе Ульстед и вересковые топи вскоре объединятся и станут наконец единым целым.

– Нет. – Филипп покачал головой, делая попытку вернуть меч отцу. – Моя любовь к Авроре никак не связана с политикой.

– Твоя любовь закрепит вечный мир между нашими народами, – пафосно объявил король, и его глаза наполнились слезами. Филипп с трудом удержался, чтобы не улыбнуться. Его отец был неисправимым романтиком, и брак для него – это союз двух людей по любви, и только по любви. Король снова вернул меч в руки сыну и добавил: – Ещё никогда я так сильно не гордился тобой, как сейчас.

Филипп медленно пристегнул к поясу меч, несколько раз переступил с ноги на ногу, привыкая к его тяжести на своём бедре, а затем перевёл взгляд на отца. Сюда, в королевские покои, Филипп пришёл с чёткой целью, но отец своим мечом отвлёк его. Пора вернуться к делу. А поговорить Филипп хотел о своей матери. Когда он объявил ей о своей помолвке, на лице королевы отразился гнев, хотя почти сразу она взяла себя в руки. Тот момент не давал Филиппу покоя, и со своими тревогами он, как всегда, пришёл к отцу.

– Скажи, отец, – спросил он, – а что с мамой? Она очень расстроена, да?

– Она научится любить ту, которую ты любишь, – без промедления и, как всегда, высокопарно ответил король, а затем, похлопав сына по спине, принялся рассказывать историю о том, как он сам объявлял о своей помолвке с Ингрит.

Филипп слушал его вполуха. Он надеялся, что отец прав. Хотел надеяться. Но при этом в глубине души Филиппу не хотелось, чтобы мать училась любить Аврору. Филипп вовсе не считал, что она сможет полюбить Аврору так же глубоко и безоговорочно, как он сам, да это и не нужно. Но почему ей так трудно пусть и без любви, но всего лишь отнестись к Авроре дружелюбно – так, как это легко делают многие и многие люди? Ингрит не способна к этому? Или просто не желает?