Вы, верно, не пойдете, сказал он сомнительно. Чему быть путному, даже забавному от таких людей!
Напротив, пойду!.. возразил я сухо. Мне хотелось поступить наперекор этому незнакомцу. Мне давно хочется раскусить, как орех, свою будущую судьбу и познакомиться покороче с лукавым, сказал я гадателю. Какой же ворожбой вызовем мы его из ада?
Теперь он рыщет по земле, отвечал тот, ближе к нам, нежели кто думает; надо заставить его сделать по нашему веленью.
Смотрите, чтобы он не заставил вас делать по своему хотенью, произнес незнакомец важно.
Мы будем гадать страшным гаданьем, сказал мне на ухо парень, закляв нечистого на воловьей коже. Меня уж раз носил он на ней по воздуху, и что видел я там, что слышал, примолвил он, бледнея, того... Да ты сам, барин, попытаешь все. Я вспомнил, что в примечаниях к Красавице озера ^ ("Lady of the lake ") Вальтер Скотт приводит письмо одного шотландского офицера, который гадал точно таким образом, и говорит с ужасом, что человеческий язык не может выразить тех страхов, которыми он был обуян. Мне любопытно стало узнать, так ли же выполняются у нас обряды этого гаданья, остатка язычества на разных концах Европы.
Идем же сейчас, сказал я, опоясывая саблю свою и надевая просушенные сапоги. Видно, мне сегодня судьба мыкаться конями и чертями! Посмотрим, кто из них довезет меня до цели! Я переступил за порог, когда незнакомец, будто с видом участия, сказал мне:
Напрасно, сударь, изволите идти: воображение самый злой волшебник, и вам Бог весть что может почудиться! Я поблагодарил его за совет, примолвив, что я иду для одной забавы, имею довольно ума, чтоб заметить обман, и слишком трезвую голову и слишком твердое сердце, чтоб ему поддаться.
Пускай же сбудется чему должно! произнес вслед мой незнакомец. Проводник зашел в соседний дом. Вечор у нас приняли черного как смоль быка, без малейшей отметки, сказал он, вытаскивая оттуда свежую шкуру, и она-то будет нашим ковром-самолетом. Под мышкой нес он красного петуха, три ножа сверкали за поясом, а из-за пазухи выглядывала головка полуштофа, по его словам, какого-то зелья, собранного на Иванову ночь. Молодой месяц протек уже полнеба. Мы шли скоро по улице, и провожатый заметил мне, что ни одна собака на нас не взлаяла; даже встречные кидались опрометью в подворотни и только, ворча, выглядывали оттуда. Мы прошли версты полторы; деревня от нас скрылась за холмом, и мы поворотили на кладбище. Ветхая, подавленная снегом, бревенчатая церковь возникала посреди полурухнувшей ограды, и тень ее тянулась вдаль, словно путь за мир могильный. Ряды крестов, тленных памятников тлеющих под ними поселян, смиренно склонялись над пригорками, и несколько елей, скрипя, качали черные ветви свои, колеблемые ветром.
