— В чести нуждаются живые, мертвым она ни к чему.
Возможно. Давид Исаевич знал, что мало внимания уделял и отцу и матери, а получал от них гораздо больше. Они не жалели ничего. И почему так несправедливо заведено, что дети всегда столько получают от родителей, что расплачиваться никогда не успевают? Матери всегда прощают долги.
Давид Исаевич перевел взгляд на часы: время и спешит, и тянется страшно медленно.
Через два часа Полина Наумовна, словно в чем-то виноватая, подошла к Давиду Исаевичу:
— Я сделала все, что было возможно.
— Благодарю тебя, Полинька.
— Я сделала Кларе Борисовне анастомоз — напрямик соединила пищевод и кишечник, минуя желудок. Его стенки уже сожрал рак. Это единственное, что имело смысл сделать. Облегчение продлится не очень долго. Полгода Клара Борисовна еще потянет, может, чуть поболее…
Когда Леонтий примчался в больницу, он застал отца сидящим на каменных ступеньках крыльца.
— Все самое худшее подтвердилось, — ответил Давид Исаевич на молчаливый вопрос сына. — Из-за наших ран умирают наши матери…
— Порою случается наоборот, — отзывается Леонтий. — Раны родителей преждевременно сводят в могилы детей.
Давид Исаевич спрятал лицо в ладони.
Наркоз не скоро выпустил из своих объятий Клару Борисовну. Она спала двое суток, Давид Исаевич с нетерпением ждал, когда же она проснется.
Первое, что она сказала, открыв глаза, это:
— Песок… На ресницах — песок…
— Держись, дорогая.
— Воды…
— Пока нельзя. Потерпи.
Давид Исаевич обтер влажным полотенцем губы матери.
Он в замешательстве. Он взбудоражен. Его терзал вопрос: для чего? Вытерпеть такие мучения, чтобы вскоре обрести еще более страшные? Очень хотелось, чтоб мама жила как можно дольше. Но чем больше она будет жить, тем дольше будет страдать.
Через несколько дней, однако, Давид Исаевич забыл про эти свои размышления. Мать пришла в себя и впервые после операции улыбнулась:
— Может, еще подержусь на ногах? — Кусочком марли потерла губы и взглянула в круглое зеркальце: — Не узнаю себя, господи. — Немного помолчав, словно что-то вспоминая, сказала: — Зуб куда-то девался. Спереди золотая коронка была — и нет ее. Чувствую, что-то не так, как должно быть. Либо проглотила, либо выхаркала с рвотой. Как муха стала, муха — и все тут. Но сейчас мне намного лучше, чем прежде. — Немного подождав, жалобно добавила: — Есть хочу.
Через недельку она завела разговор о Привольном переулке:
— Пора домой! Где Макар телят гонял, видела, хватит, здоровье, тьфу-тьфу, не сглазить бы, возвращается, теперь уж никакой дьявол не возьмет меня, пока душа не выйдет вон. Домой! В гостях хорошо, да дома лучше. Самый лучший курорт — дома…
