— Только, пожалуйста, головы не опускать, — строго сказала она. — Что человеку надо? Очень немного — раскрыть окно и вдохнуть свежего воздуха. Не надо вешать нос… Выше голову, ребята! Достаточно было у меня встрясок, бед, страхов. Ничего, преодолела. И нынешнее несчастье тоже преодолеем. Не обижайтесь на свекровь Полины Наумовны. Держать в неведении хуже, чем встречать опасность лицом к лицу. Что, собственно, произошло? Дождались, что рак свистнул?
— Можешь, мама, шутить сколько тебе вздумается, но согласись, что всерьез принимать слова женщины, не имеющей никакого отношения к медицине, просто смешно.
— Папа прав, бабушка. Твоя болезнь еще не установлена. Ведь так сказала Полина Наумовна? Так или не так?! Почему же ты веришь не ей, а злой ведьме?!
— Дорогие мои губошлепы, я понимаю кое-что в медицине. Или вы считаете, что я вообще профан?
Давид Исаевич и Леонтий, боясь взглянуть в глаза Кларе Борисовне, смотрели в окно на больничный двор.
Клара Борисовна хорошо понимала, что творится с ее мужчинами, и это причинило ей больше страдания. Мало она на своем веку испытала? Вот еще один погром, наверное, уже последний, тоже необходимо как-то выдюжить. Вот житуха-то у нее — сплошные погромы, один за другим. Больше всех Клара Борисовна запомнила погром в Словечно.
Однажды сосед, запыхавшись, вбежал к ним в дом и с порога крикнул:
— Вы еще тут? Уходите отседова, покуда еще можно…
Он перевел дыхание и предложил соседям, если они хотят, доверить ему их добро. Пока бандиты будут орудовать, он все сохранит и вернет в добрый час. Вознаграждения ему не надо.
— Рассчитываю только на взаимную дружбу, — улыбнулся он.
Егудо вышел на кухню к Хайчик — она кипятила воду купать сына. Совещались недолго, говорили на древнееврейском языке, ибо идиш их сосед-украинец знал вполне удовлетворительно. Егудо и Хайчик решили: хорошо. Предложение соседа принимают.
— Пускай вас бережет бог. Как я понимаю, очень скоро начнут евреев потрошить…
Эти слова ударили, словно обух по голове. Испуганная Хайчик опрокинула кастрюлю и ошпарилась кипятком. Целую неделю после этого случая саднило руку.
Каждая весть о передвижении петлюровцев приводила ее в трепет. Егудо достал свою винтовку, готовясь сопротивляться насильникам.
Хайчик совсем пала духом, когда из Овруча, самого ближайшего к местечку городка, вернулся друг отца, водовоз, и рассказал, как тамошние евреи вышли встречать Петлюру, да не с пустыми руками — несли тору — свиток священного писания и добрый подарок. Подношение Петлюра принял и тут же велел открыть огонь — триста евреев из пулемета расстрелял.
