— День добрый зам, Клара Борисовна! Я к сыну приехала и вот к вам зашла, проведать. Как чувствуете себя?
— Не лучшим образом, не про вас будь сказано. И раньше меня недуги трепали предостаточно, но с такой хворью, как сейчас, столкнулась впервые, — услышал Леонтий ответ бабушки, и все его черные мысли моментально исчезли. Давид Исаевич вздрогнул — откровенность матери для него открытие, сильно, видно, ослабела, если уже не в состоянии скрывать свое состояние. — Я привыкла, что все удары судьбы и боли приходят и уходят. Эти же, очевидно, навеки пришли. Мне от них не отделаться.
— Когда-нибудь и они исчезнут, — пообещала свекровь Полины Наумовны.
— Из ваших бы уст да в уши всевышнего.
— В Израиле и тяжкие недуги вылечивают, — намекнула гостья.
— За морем телушка полушка, да рубль перевоз, — возразила Клара Борисовна. — Это не для меня.
— Почему же? Там все евреи в долю принимаются.
— Пустые разговоры.
— Я вас заверяю, что вы ошибаетесь, Клара Борисовна. Там бы вас скорехонько на ноги поставили. Там бы вас быстро вылечили. Подумайте. А денежки на дорогу как-нибудь соберем.
Полина Наумовна вдруг побледнела:
— Не обессудьте, мама, но от ваших советов становится не по себе.
— Полинька у нас мастер осаживать. Люблю, когда она меня ругает. Один хвалит так, что страх берет, другой пеняет тебе, а ты испытываешь удовольствие.
Клара Борисовна наморщила лоб.
— Ваша Полинька права, — обратилась она к свекрови Полины Наумовны. — Не ссорьтесь, прошу вас. Не хочу, чтобы из-за меня вы волновались. Пока я еще могу терпеть. Мой ангел-прокурор прилежно занимается своим делом, однако и мой ангел-хранитель тоже свои обязанности защитника не забывает.
— Я бы на вашем месте не торопилась с выводами, Клара Борисовна.
Давид Исаевич и Леонтий беспокойно переглянулись. Полина Наумовна, глядя на свекровь, твердо произнесла:
— Воздержитесь…
Старуха гостья, видимо поняв, что хочет от нее невестка, произнесла:
— Ладно, как хотите… — И вновь, обернувшись к Кларе Борисовне, добавила: — Что касается меня, то я таки собираюсь эмигрировать.
Клара Борисовна резко приподнялась в постели:
— Вы шутите!
— Это не детская игра. У меня намерения серьезные.
— Но как же сын?! Как вы можете бросить могилу сына?!
— Я уверена, что он, светлая память ему, согласился бы со мной.
— Могилы — часть нашей жизни. Их предавать нельзя.
— Могила сына в моем сердце, она всегда со мною.
— Не понимаю вас. Что вы там, в Израиле, потеряли?
— Я тоже задаю этот вопрос свекрови, — взволнованно произнесла Полина Наумовна. — Но как об стенку горох.
