Город наполнился нашими солдатами.
Сколько было радости и счастья, когда мы встретили своих! Нас, детей, было очень много. Мы написали товарищу Сталину благодарность за освобождение.
Я до гроба буду помнить издевательства и горе, которые перенесла в неметчине.
Маня Кузменкова, 1932 года рождения.
Будслав, детский дом.
Когда фронт стал приближаться к Бегомлю, секретарь райкома партии сказал маме:
— Муж у тебя в армии. Тебе здесь оставаться нельзя. Уезжай с детьми.
— А на чем я поеду?
— Я достану; лошадь.
Свое слово секретарь сдержал. Мы погрузили на подводу пожитки, взяли продукты и поехали. Но немцы перерезали дорогу и забрали коня. Дальше ехать было не на чем, и мы пешком вернулись в Бегомль. Пожить здесь долго не пришлось. Знакомые предупредили мать, что нас всех могут арестовать, как семью коммуниста, и советовали уехать.
Мы собрались и в ту же ночь выехали в деревню Дроздово, Толочинского района. В ней жило много семей партизан и советских работников.
Однажды немцы окружили деревню. Всех жителей собрали и под конвоем погнали в Толочин в тюрьму.
В небольшом подвале помещалось около трехсот человек. Духота и теснота были страшные. Люди задыхались. Есть давали один раз в сутки и то какое-то пойло.
Неделя, проведенная в толочинской тюрьме, показалась годом. Затем нас перевели в минский концлагерь. В нем было еще хуже. Людей морили голодом. Начались болезни. Больных вывозили в лес и расстреливали. Так погибла моя бабушка, тетя Саша и несколько знакомых из нашего местечка.
Всех, кто был связан с партизанами или считался советским активистом, отделили от остальных, старательно осмотрели, отобрали вещи и хорошую одежду и погнали на станцию. На путях стоил длинный поезд. Нас посадили в товарные вагоны, двери закрыли и строго приказали сидеть и не шевелиться.
Когда поезд тронулся, женщины бросились к дверям. Через щели смотрели на родные поля и леса, которые оставались позади. Многие плакали: куда нас везут и что с нами будет, никто не знал.
Я прижалась к маме и сидела молча. Молчала и мама.
В первую же ночь заключенные одного вагона взломали потолок и убежали. После этого конвой усилился.
В наш вагон посадили двенадцать солдат, которые день и ночь следили за нами и ни разу не выпустили.
На шестые сутки поезд остановился. Куда мы приехали, никто не знал. Несколько часов нас не выпускали из вагонов. Потом приказали выходить, построили в колонну по пять человек и погнали. Ночь была темная, шел дождь. Мы корчились от холода, потому что одежду отобрали еще в Минске.
