.
Поэтому вплоть до 8 марта 1917 года Сталин находился под неусыпным надзором полиции.
В июле 1913 года его отправили под конвоем на поезде в Красноярск. Затем он добрался на судне вниз по Енисею до села Монастырское. Оттуда его доставили в очень удаленный пункт, назначенный ему в качестве места ссылки, — деревню Костино, находившуюся в огромном малозаселенном районе центральной Сибири. Жизнь там была очень суровой, и убежать оттуда было почти невозможно. В тех нескольких письмах, которые Сталин отправил из этого Богом забытого места, чувствуется охватившее его там отчаяние. Будучи больным и испытывая нужду практически во всем, он буквально взывал о помощи к тем, кто тем или иным способом мог ему помочь. Самый первый из таких призывов содержался в зашифрованном послании, адресованном Григорию Радомысльскому — т. е. Зиновьеву — и переданном при помощи некой Анны Абрамовны Розенкранц, жительницы Киева, которая, в свою очередь, должна была вручить его Эсфири Финкельштейн (эти две женщины, по-видимому, были для него своего рода почтовыми ящиками): «Я, как видите, в Туруханске. Получили ли письмо с дороги? Я болен. Надо поправляться. Пришлите денег. Если моя помощь нужна, напишите, приеду немедля. Пришлите книжки…»[91] В этом в основном и состояли просьбы, с которыми он обращался к своим товарищам в течение четырех лет пребывания в ссылке. Его здоровье в течение этого периода его жизни постоянно ухудшалось. Для него — южанина — жизнь в Сибири стала очень суровым физическим испытанием. Некоторые из тех, кто находился рядом с ним, не выдержали — как, например, Спандарян, который скончался от туберкулеза. Те, кто оказался крепким физически, не выдерживали психической нагрузки: они или впадали в депрессию, или кончали жизнь самоубийством (если только им не удавалось, как Свердлову, вызвать к себе в место отбывания ссылки свою семью — жену и детей). Сталин, являясь узником своего высокомерного и грубого характера, был одиноким и бедным. Все — одежда, дрова, пища — было ему не по карману. Те, кто угодил в ссылку по приговору суда — а это был именно его случай, — были в материальном плане предоставлены самим себе и не получали от властей никакого денежного пособия[92].
Уже почти достигнув возраста тридцати пяти лет и проведя почти всю свою молодость в тюрьмах и ссылках, Сталин еще больше замкнулся в себе. Поскольку теперь он был изолирован от партии и лишен возможности заниматься революционной деятельностью, ему не оставалось ничего другого, кроме как пытаться адаптироваться к беспросветной нищете и к пребыванию в сибирской глуши. Он испытывал постоянную нужду не только в деньгах — он нуждался в самообразовании, в чтении книг, изучении иностранных языков и в том, чтобы доработать свою статью о национальном вопросе, написанную еще в Вене. Десятого ноября он написал своим товарищам: «Наконец-то получил ваше письмо. Думал было, что совсем забыли раба Божьего, — нет, оказывается, помните еще. Как живу? Чем занимаюсь? Живу неважно. Почти ничем не занимаюсь. Да и чем тут заняться при полном отсутствии или почти полном отсутствии серьезных книг? Что касается национального вопроса, не только “научных трудов” по этому вопросу не имею […], но даже выходящих в Москве паршивых “Национальных проблем” не могу выписать за недостатком денег. Вопросов и тем много в голове, а материала — ни зги». Он, тем не менее, отослал свою рукопись Сергею Аллилуеву, чтобы тот переправил ее Ленину
