Когда он в июне сбежал, его побег стал поводом для установления за ним особенно тщательной слежки. «Приехавший, скрывшийся из Сибири, сосланный туда из Гори, социал-демократ, известный в организации под кличкой “Коба” или “Coco”, работает в настоящее время в Тифлисе, — указывается в донесении, полученном Бакинским жандармским управлением и датированном 27 августа 1909 года. — Завтра из Балаханов приедут вместе с Роруа, Мачарадзе и Джапаридзе, около 9 часов утра можно будет увидеть [их] на Балаханском вокзале». Все полицейские были предупреждены о появлении этого субъекта, считавшегося очень опасным. Было также получено сообщение: «Он был в Областном комитете представителем от Бакинской организации и несколько раз побывал на съездах. Здесь он займет центральное положение и сейчас же приступит к работе». На это сообщение наложили резолюцию: «Принять меры к опознанию, после чего “Коба” будет взят в постоянное наблюдение»[67].
Двадцатого ноября 1909 года он фигурировал в очередном донесении под псевдонимом «Оганес Вартанович Тотомянц» как один из руководителей партийной организации Баку[68]. Двадцать третьего марта 1910 года его в конце концов снова арестовали — но уже под именем Захара Меликянца — и снова посадили в Баиловскую тюрьму. Его наказали за побег и 23 сентября отправили к месту ссылки, в Вологду, где ему надлежало отбыть оставшийся срок под наблюдением полиции. Кроме того, в связи с революционной деятельностью Кобы во время его незаконного пребывания в Баку ему запретили проживать на Кавказе в течение пяти лет[69].
Таким образом, в октябре он снова оказался в Сольвычегодске. Он написал оттуда ставшее впоследствии широко известным письмо Владимиру Бобровскому относительно теоретических дискуссий, начавшихся между блоком Ленина и Плеханова с одной стороны и блоком Троцкого, Мартова и Богданова — с другой. Данные дискуссии ознаменовали собой разрыв между теоретическими спорами революционеров, находящихся за границей и живущих в довольно комфортных условиях на Западе, и «черновой» работой революционеров-практиков, которые в большинстве своем прозябали в царских тюрьмах или в ссылке. Рискуя вызвать недовольство Ленина, Джугашвили — будущий Сталин — без каких-либо колебаний назвал данную теоретическую полемику «бурей в стакане воды». А еще он пожаловался на свою вынужденную бездеятельность: «А у нас здесь душно без дела, буквально задыхаюсь». Данное письмо было перехвачено полицией, неусыпно следившей за всеми действиями революционеров
