На глаза ее навернулись слезы.
— Да, это чудовищное преступление, — повторил Пуаро.
Он вытащил из кармана клочок батиста и показал его горничной:
— Это ваш платок, фрау Шмидт?
Все замолчали, женщина рассматривала платок. Через минуту она подняла глаза. Щеки ее вспыхнули:
— Что вы, господин! Это не мой платок.
— Видите, на нем стоит Н — вот почему я подумал, что это ваш: ведь вас зовут Hildegarde.
— Ах, господин, такие платки бывают только у богатых дам. Они стоят бешеных денег. Это ручная вышивка. И скорее всего из парижской мастерской.
— Значит, это не ваш платок и вы не знаете, чей он?
— Я? О нет, господин.
Из всех присутствующих один Пуаро уловил легкое колебание в ее голосе.
Мсье Бук что-то горячо зашептал ему на ухо. Пуаро кивнул.
— Сейчас сюда придут три проводника спальных вагонов, — обратился он к женщине. — Не будете ли вы столь любезны сказать нам, кого из них вы встретили вчера ночью, когда несли плед княгине?
Вошли трое мужчин: Пьер Мишель, крупный блондин — проводник спального вагона Афины — Париж и грузный кряжистый проводник бухарестского вагона.
Хильдегарда Шмидт пригляделась к проводникам и решительно затрясла головой.
— Тут нет того человека, которого я видела вчера ночью, господин, — сказала она.
— Но в поезде нет других проводников. Вы, должно быть, ошиблись.
— Я не могла ошибиться, господин. Все эти проводники — высокие, рослые мужчины, а тот, кого я видела, — невысокого роста, темноволосый, с маленькими усиками. Проходя мимо, он извинился, и голос у него был писклявый, как у женщины. Я его хорошо разглядела, господин, уверяю вас.
Глава 13
ПУАРО ПОДВОДИТ ИТОГИ
— Невысокий темноволосый мужчина с писклявым голосом, — сказал мсье Бук.
Троих проводников и Хильдегарду Шмидт отпустили восвояси.
Мсье Бук в отчаянии развел руками:
— Ничего не понимаю, решительно ничего! Значит, этот враг Рэтчетта, о котором тот говорил, все-таки был в поезде? И где он теперь? Не мог же он просто испариться? У меня голова кругом идет. Скажите же что-нибудь, умоляю вас. Объясните мне, как невозможное стало возможным?
— Очень удачная формулировка, — сказал Пуаро. — Невозможное произойти не могло, а следовательно, невозможное оказалось возможным вопреки всему.
— Тогда объясните мне поскорее, что же произошло в поезде вчера ночью.
— Я не волшебник, мой дорогой. И озадачен не меньше вашего. Дело это продвигается очень странно.
— Оно нисколько не продвигается. Оно стоит на месте.
Пуаро покачал головой:
