— А скажите, как долго вы пробыли у княгини?
— Около получаса, господин.
— Хорошо, продолжайте.
— Сначала я принесла госпоже еще один плед из моего купе — было очень холодно, хотя вагон топили. Я укрыла ее пледом, и она пожелала мне спокойной ночи. Налила ей минеральной воды. Потом выключила свет и ушла.
— А потом?
— Больше мне нечего рассказать, господин. Я вернулась к себе в купе и легла спать.
— Вы никого не встретили в коридоре?
— Нет, господин.
— А вы не встретили, скажем, даму в красном кимоно, расшитом драконами?
Немка выпучила на него кроткие голубые глаза:
— Что вы, господин! В коридоре был один проводник. Все давно спали.
— Но проводника вы все-таки видели?
— Да, господин.
— Что он делал?
— Он выходил из купе, господин.
— Что? Что? — накинулся на горничную мсье Бук. — Из какого купе?
Хильдегарда Шмидт снова переполошилась, и Пуаро бросил укоризненный взгляд на своего друга.
— Ничего необычного тут нет, — сказал он. — Проводнику часто приходится ходить ночью на вызовы. Вы не помните, из какого купе он вышел?
— Где-то посреди вагона, господин. За две-три двери от купе княгини.
— Так-так. Расскажите, пожалуйста, точно, где это произошло и как.
— Он чуть не налетел на меня, господин. Это случилось, когда я возвращалась из своего купе с пледом для княгини.
— Значит, он вышел из купе и чуть не налетел на вас? В каком направлении он шел?
— Мне навстречу, господин. Он извинился и прошел по коридору к вагону-ресторану. В это время зазвонил звонок, но, мне кажется, он не пошел на этот вызов. — Помедлив минуту, она продолжала: —.Но я не понимаю. Как же...
Пуаро поспешил ее успокоить.
— Мы просто выверяем время, мадам, — сказал он. — Это чистейшая формальность. Наверное, бедняге проводнику нелегко пришлось в ту ночь: сначала он будил вас, потом эти вызовы...
— Но это был вовсе не тот проводник, господин. Меня будил совсем другой.
— Ах вот как — другой? Вы его видели прежде?
— Нет, господин.
— Так! Вы его узнали, если б увидели?
— Думаю, да, господин.
Пуаро что-то прошептал на ухо мсье Буку. Тот встал и пошел к двери отдать приказание.
Пуаро продолжал допрос все в той же приветливой и непринужденной манере:
— Вы когда-нибудь бывали в Америке, фрау Шмидт?
— Нет, господин. Мне говорили, это замечательная страна.
— Вы, вероятно, слышали, кем был убитый на самом деле, — слышали, что он виновен в смерти ребенка?
— Да, господин, слышала. Это чудовищное преступление — ужасный грех! И как Господь только допускает такое! У нас в Германии ничего подобного не бывает.
