— Я к нему.
— Вы имеете в виду молодого человека по фамилии Маккуин?
— Да.
— Он ваш друг или просто знакомый?
— Я никогда раньше его не видел. Вчера мы случайно перекинулись парой фраз и разговорились. Вообще-то мне американцы не нравятся; как правило, мне трудно найти с ними общий язык.
Пуаро улыбнулся, вспомнив гневные тирады Маккуина против «чопорных британцев».
— Но этот молодой человек сразу расположил меня к себе. Хотя он где-то нахватался дурацких идей о том, как наладить дела в Индии: в этом беда всех американцев. Они идеалисты и к тому же сентиментальны. Его заинтересовало то, что я ему рассказывал об Индии, ведь я почти тридцать лет провел там. И меня заинтересовали его рассказы о финансовом кризисе в Америке. Потом мы перешли к международному положению. Я очень удивился, когда поглядел на часы и обнаружил, что уже четверть второго.
— Вы закончили разговор в четверть второго?
— Да.
— Что вы делали потом?
— Пошел в свое купе и лег.
— Ваша постель была уже постелена?
— Да.
— Ваше купе — вот оно, номер пятнадцать — предпоследнее в противоположном ресторану конце вагона?
— Да.
— Где находился проводник, когда вы возвращались к себе в купе?
— Он сидел в конце вагона за столиком. Между прочим, как раз в тот момент, когда я входил к себе, его вызвал Маккуин.
— Зачем?
— Я полагаю, чтоб тот постелил ему постель. Когда я сидел у него, постель не была постелена.
— А теперь, полковник, я прошу вас вспомнить: когда вы разговаривали с Маккуином, кто-нибудь проходил мимо вас по коридору?
— Масса народу, должно быть, но я не следил за этим.
— Я говорю о последних полутора часах. Вы выходили в Виньковцах, верно?
— Да. Но всего на минуту. Стоял ужасный холод, мела метель, так что я был рад вернуться в эту душегубку, хотя вообще-то я считаю, что топят здесь непозволительно.
Мсье Бук вздохнул.
— На всех не угодишь, — сказал он. — Англичане открывают все окна, другие, наоборот, закрывают. Да, на всех не угодишь.
Ни Пуаро, ни Арбэтнот не обратили никакого внимания на его слова.
— А теперь, мсье, попытайтесь вернуться мыслями в прошлое, — попросил Пуаро. — Итак, на платформе холодно. Вы возвращаетесь в вагон. Располагаетесь в купе и закуриваете сигарету, а возможно, и трубку... — Пуаро запнулся.
— Я курил трубку, Маккуин — сигареты.
— Поезд отправляется. Вы курите трубку, обсуждаете положение дел в Европе, в мире. Уже поздно. Почти все легли. Кто-нибудь проходил мимо вас? Подумайте.
Арбэтнот сдвинул брови.
