— Я запутался, Эмри, и не знаю, как поступить. — Он посмотрел в ее медовые глаза, такие теплые, такие нежные. Они так подходят к зеленой коже Эмри, подчеркивая ее статус среди дриад Вессергерского леса, что стерт был с лица земли той роковой предательской ночью. — Я умираю, Эмри, и мой закат уже близок. Я могу его отсрочить, прожить еще несколько десятков лет, но… ради чего? Слишком много крови я пролил, слишком много судеб искалечил. Мне мерзко от осознания того, что я сделал. И я до сих пор виню тебя в том, что тогда ты выбрала не меня, а лес… Все могло бы сложиться иначе…
— Не сложилось бы, Калеб, поверь мне… — Она ведет его мимо застывших всполохов пламени, огибая их, словно дворцовые колонны. Подальше от этого злосчастного места. — Без Вессергерского леса я бы медленно угасала, и твоя магия ничего бы не смогла с этим поделать. У меня не было выбора, Калеб, его сделали за меня. Твой Д’хартэ решил все за нас.
Он молчал. Ему нечего было возразить. Да и что ответить на правду?
— Я хочу выпустить тебя, Эмри. Не могу смотреть на то, как из-за моей глупости ты раз за разом умираешь у меня на глазах. Мой план по твоему возвращению наконец-то близок к завершению. Осталось всего несколько дней, и удерживающий тебя здесь кошмар навсегда закончится. Если ты этого захочешь, то я пойду до конца. Если нет, то мы с тобой оставим все как есть. Я не спросил тебя тогда, чего же ты хочешь, за что мы и расплачиваемся по сей день. Больше я такой ошибки не допущу. Ты позволишь мне вернуть тебя в мир живых?
Она замерла, будто бы натыкаясь на невидимую стену. Развернувшись, нежно поцеловала его в губы, вкладывая в этот поцелуй то немногое, что у нее осталось.
— Значит, нет? — оборвав поцелуй, спрашивает он. Именно так они общались раньше, без слов передавая свои чувства и эмоции, что их переполняли. И сейчас снова вернулись к тому запретному языку, который однажды связал их под сенью столетних дубов.
— Нет, Калеб, не стоит идти по головам ради меня. Знаешь, в тот миг, когда я вижу тебя перед тем, как огонь поглотит мое тело, меня переполняет злость. На тебя. На себя. На нас. На твою самоуверенность. На мою непреклонную гордость. На желание видеть, как ты страдаешь, когда меня не станет. И после того, как пламя меня съедает, у меня появляешься ты, а у тебя — я. Без этих душевных порывов, что нас с тобой обуревают. И мы остаемся друг у друга, чистые, без грязи и фальши. Я не хочу менять это ради сомнительного шанса на лучшее. Разве я не права?
