Желтый караван | страница 89



— Что за поколение растет! Ни во что не верят! Навешают железки, ходят! У меня один оператор орет: в Нью-Йорк хочу! Я его спрашиваю, мол, зачем тебе туда? Что ты там делать будешь? Ты же не умеешь делать-то ничего. А он: а балдеть буду! Там все балдеют. Негодяи какие-то!

— Негодяи? — Макар Макарович дует в ложку, и там, в серебряной буре, гибнут квадратики лука и кружева петрушки (что бы сказали в данном случае Фридман, Риман и Эйнштейн? Вселенная — река, созвездья — как песок?). — А я этих определений не принимаю. Этот — негодяй, этот — антипод. Да в каждом — все человеческое! Важно только то, что мы можем сделать для других!

— А я не супротив! — говорит сын. — И сонату номер семнадцать тоже, и дверями не хлопать, и работа интеллигентная: сто сумасшедших — из них тридцать уголовников, три бабки и бухой санитар.

— Да! И всеми надо управлять и наперед предвидеть и рассчитать, поведение знать наперед сотен. И дать надежду. Я и бог, и поп, и учитель, и милиционер, и сам сумасшедший из сочувствия…

— А ведь снег будет. Отоспимся в воскресенье.

— Если опять не вызовут. Труженики!

— А что? Нас в капусте нашли? Да, начиная с этого самого первичного взрыва материя только и делает, что усложняется, на сей день самая активная, самая меняющаяся ее часть у тебя в башке, кора мозга — острие, направленное во мрак Вселенной! Каждый из нас — эксперимент, часть этого продолжающегося взрыва. А как человек его осуществляет? Поступком… куда он ушел? Он был?

— Тебя к телефону, — сказал сын из прихожей.

— Опять?! — бросила ложку Эля…

Макар Макарович швырнул трубку на рычаг:

— Ну вот! Здрассти! Симулянты убежали!

— И когда же тебя ждать?

— В следующей жизни… вы мои башмаки вместе с носками выстирали?


Зоя Федоровна сидела на полу:

— Тишкин ударил. Ногой. В живот, паразит! Сейчас пересижу… легче уж…

— Как было?

— Костик, наркоман… сюда пришел, вроде хотел позвонить, а Каменский орать стал в палате. Продумано все. Иван — туда. А эти трое — сюда! А я-то — одна. Костика-то я скрутила и Смирнова-то почти. А Тишкин — в живот. Пока валялась, Смирнов дверь вышиб. Вон Иван-то уж кое-как приколотил. У них куртка откуда-то. Сообщать будем?

— О симулянтах? Чтобы побег повесили? Нет, здесь уже на принцип! Звоните его теще домой. Телефон у меня на обложке истории болезни записан. Иван Матвеич! Проси машину в приемпокое! Сами съездим. Скорее — они к Тишкину. Сначала мы туда. Теща пусть вызывает милицию. Как живот?