Тихий домик в лесной глуши. Где-то метрах в трехстах (чтобы пройтись гуляючи) от богатого санатория. Не для себя опять-таки домик. С хорошей кухней и постелями, с добрыми девушками. Все для них, для человеков. Для себя же (уж ладно) — негнущийся фрак, элегантные стромкие брючки, выпрямляющие кривые ножки. Для себя — тонкая улыбка и легкий кивок. Для себя — полное соблюдение тайны. И телефоны. И чуть заметный, микроскопический намек в трубку. И радость от того, что его сразу поняли, что Глас, от которого сереют и как от пули пригибаются в учреждении, вдруг тоже приседает, ложится, стелется: «Ну что вы, Василий Яковлевич? Уж не сердитесь, будет сделано!..» О, если бы не… такая неистовая, опять же, любовь к прекрасной Леле…
— Надумал про налимов-то писать? Сначала надо без подписи…
— Отсюда убегают?
— Всю дорогу! Вон Володька — с прогулки. Вернулся в чужом костюме, мол, купаться ходил. А Заяц залез в мешок с бельем, да тот бугай его уронил… А Косых в платье жены переоделся, уж почти вышел, да Альфред возьми да скажи: «Эй, Севка, дай закурить!»
Подошел юноша Костик. Тот, с прозрачной бородкой:
— Тебе когда надо дома быть?
— Сегодня! И вон тому. С носом.
— Напишешь расписку на полкуска.
— И насчет налимов! Как убежишь, письмецо мое насчет налимов…
— Мне слонов хватает!
— Слон зачем? Он мороз не переносит. Ничего лучше рыбы нет! Рыба хороша!
— Девушки у меня хороши! — Макар Макарович быстро писал, быстро ел бутерброд. — Одна девушка черная аж, другая — белая!
«Черная», — Марина Васильевна, в тот момент, взмахивая руками, словно стряхивая с них что-то вроде святой воды, объясняла вялому гиганту с толстым, сонным лицом:
— А вот! У вас вот очень плохо будет! Если вы будете пить, вы умрете же! Я посажу вас на страшные уколы! вот!
— Да уж. Страшно, — соглашался гигант.
— Вот посажу! Я вас выпущу отсюда только здоровым!
«Белая» девушка — Ирина Владимировна, шепталась с испитым юношей, непрерывно сплевывавшим в сторону:
— Зайчик! Ты видел, каких мы в реанимации выхаживаем?
— Ну?
— Ты же умрешь навсегда! Какой кошмар! Нельзя курить анашу!
— Ну?
— И ты будешь зайчиком?
— Ну?
— Ну! — Макар Макарович отшвырнул бумажки. — Домой!
— Ну? Сегодня вроде что-то по телевизору есть?
— Сегодня у меня будет инфаркт! — признался Тишкин.
— Дай тебе бог! — согласился «Буратино». — Только лучше к ночи, когда закончим с животными. Что твой Костик?
— Говорит, врачи сейчас уйдут. Под матрацем в четвертой палате лежит куртка и две пятерки. Санитара будет отвлекать вон тот, а Костик — сестру. Ключ двойной, но двери хлипкие, выбьем. Потом на такси.
