Желтый караван | страница 105



В потолок слабо стукнуло — затворник тоже поставил точку.

Галя медленным, добрым движением обняла пальцами котиную морду. Сдернула кота к себе на колени, удалилась с ним в глубину кресла, стала похожей на один из акварельных набросков Родена…

— …Стал смурной как леший! Думали мы, что вот, того гляди, одумается, к своим, к предкам присоединится…

Я решил, что пропустил что-то важное в речах хозяина:

— К предкам?

— Не в том смысле. А с осени стал он петь песни. Слышно ведь. Паулса Раймонда поет.

— Не только, — Галя подалась вперед, — он еще Высоцкого поет и Окуджаву. Гершвина — «Лето».

— Не знаю! — махнул ручищей хозяин. — Тебе лучше знать! Он на днях просил ему бутылку взять! Дозревает!

— Он добрый, он одинокий! — вдруг твердо заявила Галя.

— Чокнутый он, — сказала хозяйка, глядя в сторону, — «чайник»!

— И натворил серьезных дел! Массу, массу дел! — крикнул хозяин.

Николай Николаевич возмущенно дернул хвостом и попятился из рукава. Вероятно, и у него возникла серьезная мысль.

— У нас есть свои профессиональные методы, — решил я прекратить дискуссию, — из того, что вы рассказали, следует только, что ваш Петр с вами в ссоре, никого не хочет знать и занят некой индивидуальной деятельностью. Хобби.

— Да люди же видят, — хозяин показал, по-моему, на восток, где подозревал, вероятно, основное скопление людей, — сюда лезут: что, мол, такое с Петром? Чего он от всех сокрымшись? Да, мол, вон у него прабабка чокнутая была! Ага! А мы-то люди уважаемые!

— Да, — кивнула хозяйка, — порядоченностью отличались. Галя, скажи!

Только теперь я понял, что Галя не идет спать не из любопытства — наступила ее очередь.

— Рассказывай, что ты обнаружила в чулане.

Мне показалось, что сейчас она встанет, сложит руки на животе и начнет с повторения вопроса: «я обнаружила в чулане», но она только очень естественно сменила позу и рассказала просто:

— Мне на шапку надо было коричневую шерсть найти, все я перерыла, а в чулане коробка, ящик такой у нас. А под ним… чужое пальто, платье и сапоги. Было это шестого числа. Я матери сказала.

— А это уже не смех! — хозяин, кивавший и шевеливший губами вслед словам дочери, поднял палец. — Пальто это Тонькино! Сапоги и платье ее! Тонька — наша библиотекарша! Она сейчас якобы в отпуску. А я, док, скажу, что на пальто этом кровь, а Тоньку бабы видели живой последний раз, когда она с этим Петром по целине к лесу шла! Все?!

— Может, эта Тоня уехала в отпуск?

— Без своего лучшего пальто? — хозяйка смотрела на меня почти презрительно. — И куда же она без него? Голыхом ходить?