В августе надежда снова потухла, разводья стали затягиваться свежим льдом, пришлось готовиться к еще одной зимовке. И тут произошла новая стычка между Брусиловым и Альбановым, давно назревавшая, резкая и жестокая, после которой они, кажется, больше уже ни разу не разговаривали спокойно, не считая тех последних дней, когда Альбанов собирался уходить с судна. Теперь нам до конца уже не выяснить причины этого тяжелого разлада, приведшего к тому, что Альбанов попросил Брусилова освободить его от обязанностей штурмана.
Мы знаем причины разлада только по объяснению Альбанова: «По выздоровлении лейтенанта Брусилова от его очень тяжкой и продолжительной болезни на судне сложился такой уклад судовой жизни и взаимных отношений всего состава экспедиции, который, по моему мнению, не мог быть ни на одном судне, а в особенности являлся опасным на судне, находящемся в тяжелом полярном плавании. Так как во взглядах на этот вопрос мы разошлись с начальником экспедиции лейтенантом Брусиловым, то я и просил его освободить меня от исполнения обязанностей штурмана, на что лейтенант Брусилов после некоторого размышления и согласился, за что я ему очень благодарен».
Несколько месяцев Альбанов жил на «Св. Анне», уединившись в своей каюте, в качестве пассажира.
В начале января 1914 года он обратился к Брусилову с просьбой дать ему материал для постройки саней и каяка: ему тяжело оставаться на судне ненужным пассажиром, и он уйдет по плавучим льдам к ближайшей суше — к Земле Франца-Иосифа. Решился на этот шаг он, видимо, после долгих раздумий, уйти в это время со «Св. Анны», да еще одному, — это ведь не сойти по трапу с прогулочной яхты в очередном порту.
Брусилов, как он писал в «Выписке из судового журнала», доставленной Альбановым в Главное гидрографическое управление, «понимая его (Альбанова) тяжелое положение на судне», разрешил ему покинуть корабль.
Экипаж «Св. Анны» переживал тяжелое время: будущее было тревожным, стычки между капитаном и штурманом, хотя оба и старались избегать друг друга, продолжались, с каждым днем все заметнее пустели кладовые и трюмы. Ближайшая земля все дальше уплывала на юго-восток, а предстояла еще одна, и более тяжелая, зимовка, а может, и не одна.
Если в первую зиму везло с охотой (47 медведей и около 40 тюленей), то во вторую зимовку с охотой не везло, ее вообще не было, и особенно рассчитывать на это не приходилось. А даже в самом лучшем случае — если, подобно «Фраму», «Св. Анне» после долгого дрейфа суждено было освободиться изо льдов, — ей предстояло дрейфовать еще двадцать — двадцать два месяца. Это, повторяю, в лучшем случае, но и на этот срок продовольствия было недостаточно. И все больше и больше людей склоняются к варианту Альбанова: хотя бы части экипажа нужно покидать судно, пока еще сравнительно недалеко Земля Франца-Иосифа, тогда оставшимся на судне хватит продовольствия протянуть до октября 1915 года, то есть до времени вероятного освобождения изо льдов.
