— Да уж, — коротко улыбнулся Медлявский. — Но меня больше волнует его моральное состояние.
— В каком роде? — Удивился Эфрон.
— Перед тем как уйти на скалу, Краузе признался мне. Он узнал одного из красных, которые нас преследуют. Оказался его однокашник по училищу. Даже фамилию твердо помнит — некто Сенцов. Прапорщик закатал ему пулю в лоб.
— Может, обознался? — Усомнился Эфрон. — Игра нервов.
— Может… В любом случае, это его мучает. Когда Краузе рассказывал, у него были больные глаза. Видимо, они дружили…
Они помолчали.
— А что штаб-ротмистр? — Спросил Эфрон.
— Гиммер плох. Впрочем, очнулся. Я с ним говорил. Но я даже не уверен, что он вполне понимает ситуацию. Моему предложению отказал. Порывается нести груз дальше.
— Самоубийство, — лаконично бросил Эфрон.
— Да. И почти гарантированная сдача груза врагам.
— Вам не надо слушать его. — Решительно сказал Эфрон. — Гиммер не в состоянии трезво оценить обстановку. Вы должны принять командование. При любом разбирательстве я буду вашим свидетелем, и разделю ответственность. Что думаете сами?
Медлявский задумался. Растворил пуговицу на полушубке, и сунув руку под полу, коснулся георгиевского креста на груди.
— Знаете, за что я получил «георгия», Эфрон? И вот этот «кольт»? И этот шрам, кстати… Они мне достались одновременно.
— Хм… — Эфрон помедлил. — Как-то не было случая спросить. Но раз вы сами завели разговор… Говорят, что в великую войну, вы чуть ли не в одиночку остановили полковую походную колонну австрияков. Правда?
— Нет. — Медлявский покачал головой. — Это была батальонная колонна. И мы их не остановили. Разве только замедлили. Ненадолго. Они раскатали нас, как скалка тесто.
— Медлявский помолчал, потер шрам.
— Я тогда был совсем сопляк. Служил в артиллерийском парке. Мы стояли в тылу, рядом с госпиталем. А австрийцы прорвали фронт. И получилось, что между госпиталем и ими — только лес. Поднялась, конечно, паника. Раненных грузили на подводы, а мне с горсткой солдат и добровольцев, дали приказ — задержать австрийцев сколько сможем. Там был один госпитальный раненный, Петр Дымов. Штабс-капитан, теперь я с ним уже сравнялся в звании… Он был опытный, сказал, что в лоб мы австрийцев не удержим. Предлагал завлечь их огнем, и отступая, отманивать от госпиталя. Но я боялся, что австрийцы не втянуться за нами, поэтому жестко оседлал дорогу, и дал бой. Мы продержались минут десять. Почти все там легли. Меня оглушило гранатой. А вскоре, наши части подошли, и встречным боем, заставили австрийцев отступить. Это был мой первый бой. И вот, за то, что я угробил почти всех солдат и офицеров, что пошли за мной, — мне дали «Георгия».
