— Докукин, — позвал он солдата. — Следи за штаб-ротмистром. Я попрошу унтер-офицера Овчинникова потом прислать тебе смену, чтоб ты тоже отдохнул.
— Да я ничего, Ваше благородие, — отозвался Докукин. — Дело привычное.
— Ну-ну. Как костер-то? Не травит тут, под сводом?
— Не-а, ваше благородие. Как оконца под потолком заново пробили, — все в них идет. Умные мужички эту крепость строили.
— Да уж, не дурнее нас. Ну так ты следи, Докукин.
— Есть, ваше благородие!
* * *
Медлявский вышел из старой казармы, где разместили Гиммера, подсвечивая фонарем прошел старым туннелем, и вышел наружу, во внутренний двор крепости. Дело шло к вечеру. Там пофыркивали освобожденные от груза лошади. У большого костра, в который пошли старые бревна от рухнувшего навеса и мертвые нижние ветви елок, грелись и готовили еду солдаты. Ворота загородили засекой из срубленного дерева. На старой стене караульные уже успели протоптать тропинки. Старая крепость снова ожила. Пусть и короткой, призрачной жизнью, на краткий срок стоянки.
Медлявский поднялся по расчищенному и подновленному ступенчатому склону вала к стене, и разминувшись с часовым, прошел к одной из башен. Там, разметав часть снегового заноса, и очистив место под не обрушившейся частью крыши, караулил прапорщик Эфрон. Тот повернул голову, заслышав шаги Медлявского.
— Ну как тут? — Спросил Медлявский.
— Все тихо. — Отозвался Эфрон. — Хотя, видимость конечно не идеальная. Слишком много леса подобралось к стене.
— Такой лагерь лучше никакого.
— Правда.
— Но Краузе не зря ушел, — Медлявский посмотрел на дальнюю скалу, торчавшую примерно в полукилометре. — Интересно, как он там? Мне перед ним неловко. Мы тут в тепле, а он…
Краузе ушел днем, вскоре после того как встали на стоянку. Он отпросился оседлать соседнюю скалу. Все-таки на данном участке она была главной доминантой, возвышающейся над лесом. С неё можно было издалека увидеть чужой стояночный костер. При этом, с неё был и неплохой вид на старую крепость. Когда крепость строили, такое соседство не было критичным. Но теперь, для снайперской винтовки Краузе, — крепость была в досягаемости. И если бы кто-то напал на стоянку, свой снайпер в тылу оказывался весьма полезен при обороне.
— Не беспокойтесь, Андрей Севастьяныч, — произнес Эфрон, прервав раздумья Медлявского. — У Краузе феноменальная холодовая выносливость. Все-таки, — между нами, — какой-то из его немецких предков-поселенцев согрешил с местной самоедкой. Лежит сейчас, завернулся в шубу, снегом сверху присыпался. Вернется как всегда, будто в баньку попарится сходил.
