— Черт бы драл эти шакельтоновские сапоги, — бурчал Гущин, осатанело покусывая ус. — Стынут ноги.
— Я вам говорил, что валенки лучше, — отвечал Эфрон, поудобнее укладывая на импровизированный снежный бруствер свой пистолет-карабин. — Все вас тянет на иностранное.
— Да ведь как хвалили… Говорили, создатель специально сделал их для полярных исследований…
— Это потому что он валенок не знал. Вот и приходилось ему вилкой суп хлебать, изобретать квадратное колесо… Не лежите просто так, шевелите пальцами ног. А то обморозите.
— Да я шевелю… Т-сс! — Гущин напрягся, глядя в расплывчатый сумрак. — Кто там? Видите?
— Да. — Эфрон приложился к своему «Маузеру», — Кто-то идет… Вы видите? Сколько их?
— Определенно я видел не менее двух. — Прошептал Гущин. — А вы?
— Не знаю. Все плывет в этом мареве… Может, наши?
Оба напряженно вглядывались в мелькающий между деревьев расплывчатый сумрак.
— Мне кажется… красная лента на папахе. — Пробормотал Гущин.
— Значит, догнали собаки. — Эфрон повел стволом пистолет-карабина. — Чертовы сумерки, я совсем теряю мушку… Ну, лови большевичок!
Выстрел разорвал тишину, человек вперед упал как срезанный.
— Кажется, попали, — пробормотал Гущин.
— Прекратите палить! — Раздался спереди из снега хриплый голос. — Это я! Краузе!
Эфрон опустил карабин. Это был редкий момент, когда его можно было видеть растерянным.
— Пардон муа, портэ-итондард! — От смущения Эфрон перешел на французский — Лёр онтр шья и лю; же не ву реконетр па!
— Уи, уи! Тьюи ле тус, дью реконетра ле сьен!.. — Отозвался Краузе. — Эфрон, вы? Вы случайно не папский легат?
— Я же извинился, прапорщик. — Эфрон уже оправился. — Хватит греть сугроб, давайте сюда!
Краузе показался из снега, поднялся, и заковылял к позиции.
— Вы же говорили, что видели красную папаху?.. — Укорил Эфрон Гущева.
— Вы тоже были здесь, и тоже смотрели, — не принял упрек Гущин.
Краузе тем временем подошел, и присел у дерева рядом с ними.
— Я вас не задел, прапорщик? — Спросил Эфрон Краузе. — Мне было бы дьявольски неловко.
— Нет, слава богу. Но где же ваша хваленая меткость?
— Помилуйте, я даже не вижу прицельных. Всегда говорил, что не разделяю моду на эти тонкие мушки.
— А я так теперь их самый большой сторонник, — пропыхтел Краузе.
По цепи лежащих людей, слева к ним пригибаясь бежал штаб-ротмистр Гиммер.
— Что там? — На ходу присмотрелся он. — Краузе, вы?
— Так точно, Штаб-ротмистр.
— А Жемчужин и Азанчеев?
— Жемчужин — все. С Азанчеевым мы разошлись. Значит… он не вернулся?
