– Нам лучше вернуться, – говорю я, оглядываясь в сторону дорожки.
К Марии, Дель Орбе и Пьерру присоединилась Нобл, и, кажется, они совсем перестали делать вид, что заняты эффективной утренней тренировкой. Вместо этого они с дикими криками и визгами гоняются друг за другом по плацу в каком-то подобии игры в салочки. Я смеюсь. Поскольку до церемонии Признания осталось меньше месяца, я совсем не виню их за то, что они нашли немного времени, чтобы выпустить пар.
– Ты же не будешь относиться ко мне хуже?
Я слышу вопрос и поворачиваюсь обратно к Бьянки. Он по-прежнему мертвенно бледен.
– Из-за чего?
– Если я попаду в команду...
– Когда ты попадёшь в команду, – поправляю я его.
Он отмахивается от того, что я сказала, и продолжает, как будто я его не перебивала.
– Я же соглашусь. И тогда я окажусь на стороне Дженкса, – задыхаясь, говорит Бьянки.
– Эй, Том, послушай меня. – Я гляжу на него и пытаюсь заставить взглянуть мне в глаза. – Я могу ждать целую вечность, Том Бьянки. Ты же знаешь, что я дождусь. Это вполне смахивает на тот холм, на котором я готова умереть.
Бьянки усмехается, поднимает взгляд и наконец-то смотрит прямо на меня. Его тёмно-синие глаза покраснели.
– Измени то, что происходит, изнутри. Если ты попадёшь в «Летающих соколов», ты можешь начать... – я запинаюсь, пытаясь подобрать нужное слово.
– Ты же не пытаешься сказать «заразить», ведь правда?
– Ну это действительно самое подходящее слово, но...
– Повлиять? Это...
Я вытягиваю руку и перебиваю его.
– Подорвать. Вот подходящее слово. Нам нужен свой парень...
– И «парень» здесь ключевое слово.
– Ты можешь изнутри подорвать маленькое и слегка устаревшее царство Дженкса и навсегда его изменить. Если кто и подходит для этой работы, так это ты. Том, я не знаю людей лучше тебя.
И прям как в случае с Марией и со мной, я вижу, как Бьянки пытается сопротивляться комплименту. Он качает головой, смотрит на меня с таким видом, словно ждёт, что я заберу свои слова обратно, и когда он, наконец, принимает его, на его лице отражается целый парад эмоций, от сомнения и стыда до радости.
– Спасибо, – наконец говорит он низким, рычащим голосом.
Но его глаза снова ярко сияют, и они светятся старым добрым бьянковским самодовольством. Он наклоняется и делает последний глоток из фонтана. Когда мы поворачиваем обратно к плацу, он ускоряется, чтобы успеть принять участие в салочках, и бежит, широко раскинув руки в стороны, словно парит. Я наблюдаю за тем, как испаряется окружавшая его боль.
