– Чайные поля Инари[21], – сказала Клара.
Он взглянул на нее, и от кола в груди начало кровоточить сердце.
– Так действует на одиночек присутствие тех, кто не страдает от одиночества, – продолжила она. – Чайные поля несут в себе присутствие сообщества.
– Значит, чай – это что-то вроде телепатического эликсира? – спросил Хесус.
– Существуют две формы употребления чая, – сказал Петрус. – Обычное употребление каждым эльфом, которое соединяет нас друг с другом и поддерживает эту связь живой. И исключительное употребление, имеющее место в Храме. Чай тот же самый, но Нандзэн придает ему иные силы.
Видение Тагора переменилось, и они различили лагуну, в которой туманы обозначали фарватер. По нему медленно дрейфовали приводимые в движение невидимой силой баржи без парусов. Они продвигались между двумя стенами мглы, которая вздымалась, как высокая цепь облаков, и, казалось, следовали воле туманов.
– Сообщение между большими островами тоже в их власти, – сказал Петрус. – Когда фарватер открывается, туман становится жидким и по нему можно плыть, как по реке. Во времена мира туманные шлюзы открываются в определенные часы, но Страж Храма может менять их по своему усмотрению. Одна из величайших битв этой войны была за пути сообщения. Мы постоянно меняли конфигурацию проходов, чтобы преградить дорогу врагу.
– Я не вижу ни гребцов, ни парусов, – сказал Хесус.
– В нашем мире все приводится в движение волей и видением, – ответил Петрус. – С помощью чая страж и его помощники делают видимым направление и передают его перевозчикам.
Картина опять изменилась, и медленный караван судов испарился, уступив место странному саду. Можно ли так назвать то, в чем нет ни цветов, ни деревьев, ни земли? Ни следа веселой живости зелени – этот участок состоял только из камней и песка. Близ берега, расчерченного параллельными линиями, как одинокие вершины, в море возвышалось несколько скал различных форм и размеров. Вдоль песчаного горизонта тянулись другие утесы, образуя миниатюрную цепь пиков, вылепленных силами земли и временем. Все было неподвижно, но слышался шум прибоя, все было безжизненно, но чувствовалось, что пейзаж живет. Не могу себе представить более мирного места, подумал Алехандро и испытал облегчение, отчасти снявшее боль от мучавшего его кола в груди. Он повернулся к Хесусу и с изумлением увидел, что по лицу его команданте катится слеза.
– Камни жидкие, – сказал ему Хесус с почти молитвенным благоговением.
